В Нестайко - Пятёрка с хвостиком

Через два дня каникулы окончились.

Как всегда после каникул, настроение у всех было приподнятое, весёлое. Переговаривались, рассказывали друг другу разные новости, смеялись.

Только Тина сидела почему-то за партой опустив глаза, поникшая, молчаливая.

Её уже спрашивали и Шурочка Горобенко, и Аллочка Грацианская, и Соня Боборыка:

- Чего это ты? Что с тобой? Может, больная? Но Тина деланно улыбалась, махала рукой:

- Да нет, ничего! Всё нормально.

И лишь когда возле неё сел Ивасик и тоже спросил: "Чего ты?" - она вдруг глубоко вздохнула и тихо ответила:

- Папа заболел. Температура тридцать девять и семь. Подозревают воспаление лёгких... А в больницу не хочет... из-за меня.- И подбородок у неё задрожал.

У Ивасика сжалось сердце.

- Ну, не переживай... Выздоровеет. У меня тоже было когда-то воспаление лёгких... крупозное. Я ещё совсем маленьким был. Мама целые ночи меня вот так на руках носила. Чтобы не было отёка лёгких. И - как видишь... Выздоровеет. Не волнуйся... А кто с ним сейчас?

- Соседка. Это она настояла, чтобы я в школу пошла. Я не хотела... - В глазах у девочки были слезы. На продлёнку Тина не осталась. Когда мама пришла его забирать, Ивасик сразу же выпалил:

- А Тинин папа заболел... Температура тридцать девять и семь. Подозревают воспаление лёгких. А в больницу не хочет... Из-за Тины... Мама так побледнела, что Ивасик аж испугался. И поспешил добавить:

- Но он же выздоровеет... Правда ж? Я же выздоровел.

Всю дорогу они молчали.

Накормив Ивасика, мама обняла его и как-то виновато сказала:

- Ивасик, сынок, я... я должна проведать Николая Ивановича. Я же медсестра... Может, я там нужна. Воспаление лёгких-это не шуточки...

Она, наверное, приготовилась к тому, что Ивасик будет возражать, по он сказал:

- Конечно... Надо проведать. Только возьми и меня с собой.

Мама с благодарностью посмотрела на него и молча кивнула. Потом взяла шприц в блестящей металлической коробочке, какие-то ампулы, и они пошли.

Дверь им открыла заплаканная Тина.

Посреди комнаты стояла высокая черноволосая женщина в белом халате. Выражение лица у неё было решительное и неумолимое.

- Я настаиваю на госпитализации! Вы же взрослый человек. Вы что, хотите оставить свою дочку сиротой?

Говорила она громко, пожалуй, громче, чем следовало бы в присутствии тяжелобольного.

Николай Иванович лежал на тахте красный, с пересохшими губами. Без очков лицо его казалось детским и беспомощным. Однако он упрямо качал головой, возражая.

- Что? Что с ним? - прямо с порога спросила Лидия Петровна.

- Типичная пневмония. Причём двухсторонняя. Надо колоть антибиотики. Через каждые четыре часа. И банки, и вообще уход... А он категорически отказывается от госпитализации. Если бы хоть была наша патронажная сестра. А то, как на грех, заболела... Скажите хоть вы ему.

Лидия Петровна была уже возле больного, держала его одной рукой за лоб, второй за пульс. И он что-то шептал виновато.

- Не волнуйтесь, - обернулась мама Ивасика к врачу. - Я медсестра. И укол сделаю, и банки поставлю.

Потом мама с врачом вполголоса говорила о необходимых процедурах, а Ивасик озирался вокруг.

Квартира была небольшая, двухкомнатная, обыкновенная, а вот стены... Все стены были завешаны детскими рисунками. И каждый в аккуратной рамочке. Рамочки делал, конечно, папа. А рисовала, конечно, Тина. Больше всего было почему-то котов и зайцев. Но эти коты и зайцы были необыкновенно выразительные, каждый со своим лицом, своим характером. Просто талантливые были зайцы и коты. И ещё почти на каждом рисунке было солнце - жёлтое, яркое, лучистое.

Глядя на эти солнца, Ивасик почему-то вспомнил вдруг метельный морозный вечер и одинокую фигуру под деревом.

Он посмотрел на Тининого отца. Тот лежал в жару, бессильно откинувшись на подушку, по в глазах, которые он близоруко щурил на его маму, была несказанная детская радость.

Ивасик вдруг почувствовал, что в сердце у него нет уже того ревнивого страха, который был недавно, а есть только сочувствие и жалость.

Он подошёл к Тине, которая смотрела на него испуганными глазами, и сказал тихо:

- Не переживай, Христя... Раз мама тут, всё будет нормально. И улыбнулся.

Он впервые назвал её Христей, как называл её только отец, и сказал не "моя мама", а просто "мама".

Тина улыбнулась ему сквозь слезы.

...Во втором классе у них уже была одна фамилия - Ярёменко:

Тина и Ивасик Ярёменки.

Одноклассники не сразу привыкли к этому. Гришка Гонобобель даже пробовал хихикать, а Соня Боборыка и Люська Заречняк - сплетничать.

Но Ивасик взял Тину за руку, стал посреди класса и сказал:

- Это моя сестра. Моя мама - её мама. А её папа - мой папа. И кто будет хихикать и сплетничать об этом, тому я дам по голове.

Одноклассники постепенно привыкли.

В четвёртом "А" это теперь чуть ли не самая счастливая, самая весёлая, самая дружная семья - семья Ярёменков: папа, мама, брат и сестра.

* * *

- Ну так что? Подойдём к Ивасику? - спросила Шурочка.

- Не надо, - сказала Тина. - Если бы это сделал он, я бы знала. От меня он бы не стал скрывать.

- Так зачем было говорить? - пожала плечами Натали. - Ох уж эти сестрички!

- Слушайте, а... а может быть... вы только не смейтесь... - Тая Таранюк покраснела.-Но в жизни как раз бывает так, что героем оказывается тот, на кого меньше всего думали.

- Кого ты имеешь в виду? - прищурилась Шурочка.

- Валю... Тараненко.

- Тараненко?! Валю?! - Шурочка сделала большие глаза.

- Представьте себе! - многозначительно кивнула Тая. - В жизни именно так и бывает.

- Вообще-то... кто его знает... - почти согласилась Натали. - Во всяком случае, в детективах точно. У Агаты Кристи, например, или у Сименона. Я читала... в оригинале.

ВАЛЯ ТАРАНЕНКО

Как это ни печально, но Валя Тараненко был трус.

С самого детства.

И в детском саду его все обижали, колотили, а он не мог дать сдачи. И в первых классах тоже.

Ну что это, люди добрые, за закон такой удивительный. Нетрусов никто и пальцем не трогает, а если ты трус, то вроде на тебе написано: каждый тебя и локтем толкнёт, и на ногу наступит, ещё и обругает при этом чего, мол, крутишься под ногами. Беда, да и только!

Кстати, Валя не был таким уж немощным, слабосильным. Мог бы, кажется, постоять за себя. Да не поднималась у него на других рука, не отваживался он. Боялся. Отойдёт, проглотит обиду, поплачет втихомолку "и вся игра", как говорит семиклассник Вася Лоб.

Сколько уж раз решал Валя, говорил себе: "Ну, всё! С завтрашнего дня перестаю бояться. Всё!"

Однако наступало завтра, и хлопцы прыгали с высокого школьного крыльца. А Валя подходил к краю, заглядывал вниз, в животе у него обрывалось, холодело, и он пятился назад. Или нажимали хлопцы кнопки, набирая код какой-нибудь квартиры (с недавних пор на многих киевских домах установили автоматические замки и переговорные устройства). Отзовётся в динамике скрипучий голос: "Такая-то квартира слушает". Хлопцы в микрофон: "Здравствуйте, я ваша тётя!" и ходу, хохоча, герои! А Валя уж и отважится, кнопки понажимает, да только услышит голос, дрожит весь и, слова не сказав, убегает.