Георгий Кублицкий - Сто народов - одна семья

Ведь Ташкенту более двух тысяч лет, и в древние времена он славился умелыми строителями. Потом их мастерство забылось. Вот ташкентцы и постарались возродить славу тех, кто строил великолепные дворцы и храмы в старинных городах Средней Азии.

Я поселился в Ташкенте сначала в гостинице, а потом, чтобы лучше узнать, как здесь люди живут, переехал в старую часть города, к своему знакомому.

Соседние дворы, по древнему обычаю, были обнесены глухими заборами из глины (их называют дувалами). Сначала мне казалось, будто за каждым забором — детский сад: там с раннего утра слышалась ребячья разноголосица и окрики женщин.

Мой знакомый рассмеялся, когда я поделился с ним своими соображениями.

— Ты знаешь, сколько ребят в здешних семьях? По пять-шесть, а то и больше. Узбеки любят детей. Живут тесно, но дружно. Наш город — добрый город, здесь у людей открытые сердца.

После той поездки я долго не был в Ташкенте. Но знаю из рассказов знакомых, как жил этот город в военные годы.

В столицу Узбекистана из прифронтовых районов были перевезены крупные заводы. Зима здесь мягкая, и станки пускали прямо под открытым небом, не дожидаясь, пока каменщики возведут стены.

Ташкент, где и до войны жили тесновато, принял как бы еще один Ташкент. Приезжих — людей, покинувших родные места, чтобы не попасть в фашистскую неволю, — оказалось примерно столько же, сколько коренных жителей. А ведь приехали не одиночки, почти у каждого семья, дети.

Кроме того, сюда же привезли осиротевших ребят из осажденного Ленинграда, из местностей, занятых фашистами. Большинство приезжих не знали узбекского языка, узбекских обычаев. Не просто было понимать друг друга, сжиться вместе без ссор, без неприязни.

Но как же верно сказал мой старый ташкентский знакомый о любви узбеков к детям! Не только к своим — своих каждый любит. Жители Узбекистана приняли двести тысяч «чужих», приезжих ребят. Сироты, потерявшие на войне отца и мать, нашли новых родителей среди жителей города.

У ташкентского кузнеца Шаахмеда Шамахмудова и его жены Бахри своих детей не было. Когда в город привезли осиротевших детишек, Бахри взяла из детского дома четырехлетнего малыша, который не знал, кто его родители, но помнил свое имя: Саша. Потом появились Федя, Зина…

Им дали вторые, узбекские имена: Эргаш, Юлдаш, Хабиба. Через короткое время во дворе бегало уже шестнадцать мальчишек и девчонок. Тут были узбеки, русские, молдаване, евреи, татары, чуваши… И все они называли Шаахмеда папой, а Бахри — мамой.

Папа и мама Шамахмудовы были первыми из многих. Так происходило не только в Ташкенте.

В небольшом городе Каттакургане, У края пустыни, фронтовик Хамит Саматов, вернувшийся домой из госпиталя в конце войны, взял на воспитание тринадцать детей. Сначала нянчился с ними один: жены у него тогда не было, мать состарилась. Хлеб давали по карточкам, триста граммов на целый день. Здоровому человеку позавтракать не хватит. Но Хамит не просил о помощи.

Про семью Шамахмудовых газеты написали еще во время войны. О разросшейся семье Саматова знали лишь соседи. Хамит помнил слова матери: «Не теряй чести, Хамит! Разве мы детей отогревали для того, чтобы прославиться?»

Конечно, и Шамахмудовы не думали о славе, когда брали к себе в дом детишек. Само доброе дело прославило их.

Фронтовик Саматов, перенесший ужасы войны, объяснял свои поступки просто:

— Представляешь, ребенок умирает на дороге. Бездомный ребенок. Жизнь ребенка — как свечка на ветру. Ты что, мимо пройдешь?

Он не проходил мимо, Хамит Саматов, прекрасной души человек, для которого, как и для Шамахмудовых, родными были дети всех национальностей.

В 1966 году Ташкент разрушило сильнейшее землетрясение. Несчастье произошло ранним апрельским утром. От страшного подземного толчка остановились главные городские часы. Было 5 часов 23 минуты.

В этот миг трескались, падали стены, рушились крыши, лопались водопроводные трубы. За первым толчком — второй, третий… Люди выскакивали на улицу. Тоскливо выли собаки.

Вскоре помчались пожарные автомобили и машины «скорой помощи». Смельчаки бросались в поврежденные дома — не остались ли там дети и старики? — ведь каждую секунду новый подземный толчок мог придавить их под развалинами.

Несчастье обрушилось на город, в котором жило более миллиона людей. Землетрясение разрушило тридцать пять тысяч жилых домов, было повреждено сто семьдесят школ. Триста тысяч человек остались без крова над головой.

Но все это подсчитали позднее. В первые часы было не до подсчетов.

Между тем к Ташкенту уже летели со всех сторон самолеты. Их пассажирами были врачи и строители, они везли пострадавшим лекарства и палатки.

Отовсюду приходили телеграммы: готовы принять маленьких ташкентцев, пусть поживут у нас, пусть учатся с нашими ребятами в школах, пока в Ташкенте построят новые. Четырнадцать союзных республик спешили помочь попавшей в беду пятнадцатой.

Среди первых, приехавших отстраивать Ташкент, был начальник треста Аркадий Щепетильников, один из тех подростков, которых в годы войны приютил добрый город. А Феодосия Максимова на все свои сбережения купила сборный трехкомнатный дом и отправила его в Ташкент с просьбой отдать тому, кто любит землю и сад. Она в войну жила у одного из таких людей.

Между тем тысячи маленьких ташкентцев приехали на время в Москву и Ленинград. Два года они учились вместе с московскими и ленинградскими школьниками. Тридцать тысяч детей провели лето в черноморских курортных городах Советской России, Украины, Грузии.

А в Ташкенте вместе с коренными жителями трудились десятки тысяч умельцев с севера, юга, запада, востока. Каждый старался строить как можно лучше. Чтобы и много лет спустя знали, кто восстанавливал Ташкент, на больших зданиях появились гербы республик, откуда приехали строители.

Теперь столица Узбекистана — один из красивейших городов страны. Конечно же, город стал гораздо лучше, чем был до землетрясения. И он построен очень прочно, так, чтобы выстоять при сильных подземных толчках.

Проверки уже были. Землетрясение повторилось в 1981 году — правда, не такое сильное, как первое. В старых домах треснули стены, кое-где обрушились крыши. Все новые здания устояли.

А ведь они большие и высокие. Немало двадцатиэтажных, есть и повыше. Новая телевизионная башня Ташкента лишь немного уступает знаменитой Останкинской башне в Москве.

В городе построили метро. Оно также особо прочное, ему не страшны подземные бури.

О землетрясении 1966 года напоминает скульптура. На расколотой глыбе — мать с ребенком, охватившим ее шею. Их защищает мускулистый мужчина, как бы напрягшийся в порыве отразить удар стихии.