Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

О жизни в родном городе Льгове, в котором ты родился, рос, вспоминается совсем немного.

Отец — высокий, широкоплечий. Вот он на пасеке, потом за верстаком. Табуретки в доме Голиковых, полочки для книг — все это сделано его руками.

Отец берет с полки стопку ученических тетрадей «в клеточку» и «в косую» и листает их.

Папу зовут Петром Исидоровичем. Он учитель и работает в школе при сахаро-рафинадном заводе.

Когда позднее Гайдар пытался вспомнить что-либо из льговской жизни, перед ним вставал то верстак со стружками, то домик с пчелами, около которых постоянно возился отец, и еще отчетливее запомнились небольшие, двигавшиеся под самым потолком огромного здания вагончики, которые, дойдя до определенного места, опрокидывались, а внизу в этом месте росла огромная куча жома — это высыпалась выжатая сахарная свекла.

Мама… Вот она склонилась над рукоделием и тихонько напевает грустную, баюкающую песенку:

Наталья Аркадьевна была дочерью офицера. В 1900 году она ушла из дома отца и повенчалась против воли своих родителей с Петром Исидоровичем Голиковым, сыном бедного ремесленника из города Щигры. Петр Исидорович к этому времени окончил учительскую семинарию в городе Курске и получил место народного учителя при сахаро-рафинадном заводе в городе Льгове, куда вскоре они переехали и где 22 января 1904 года родился первенец Аркадий.

Петр Исидорович любил своих озорных учеников. А в свободное от занятий время он вместе с Натальей Аркадьевной занимался самообразованием. Голиковы изучали французский и немецкий языки. Наталья Аркадьевна много читала и очень любила стихи.

В осенние и зимние вечера в небольшой квартире учителя собирались рабочие. Петр Исидорович читал им книги. Завязывались беседы о радостях и бедах, о тяжелой доле рабочего человека.

В двух километрах от поселка, в небольшой рощице Дубки, раскинувшейся по склонам пологого оврага, 1 мая 1905 года собралось десятка четыре рабочих с красным знаменем. Среди них был и учитель Петр Исидорович Голиков. А в октябре 1905 года на сахарном заводе вспыхнула забастовка. Рабочие требовали увеличения заработной платы. Железнодорожники станции Льгов II поддержали рабочих. Несколько дней стоял завод, и администрация была вынуждена уступить рабочим — жалованье прибавили.

Голиковы оказались на подозрении у льговской полиции. Поговаривали, что автором письма с требованием повысить зарплату был местный учитель.

Семья Голиковых росла. Теперь их четверо: папа, мама, Аркаша и сестренка Талочка. Наталье Аркадьевне, тоже учительнице, к этому времени пришлось оставить работу. Жить становилось все труднее и труднее. Жалованья народного учи теля не хватало. И Голиковы поехали далеко-далеко, в большой и шумный город, что стоит на Волге, — Нижний Новгород.

Таких больших городов Аркадий еще ни разу не видел, но сразу жить в самом городе не пришлось. Семья Голиковых поселилась в поселке со странным, но ласковым названием Варя, недалеко от Сормова.

Поселок окружали высокие трубы, и они дымили, дымили… С любопытством и даже страхом смотрели большие и маленькие Голиковы на закопченные домики рабочей слободки, на каменные громады заводов.

Здесь, на новом месте, Петр Исидорович уже не проверяет школьные тетрадки. Девять лет учительской работы остались позади, и, может быть, он навсегда оставил там, в Льгове, школу и простился со своими учениками. Теперь Петр Исидорович работает контролером в акцизном ведомстве, но из разговоров папы с мамой Аркадий понял, что новая служба не совсем им по душе.

— Что делать, милая Наташа? — говорил Петр Исидорович. — Надо…

— Да, надо, — со вздохом соглашалась Наталья Аркадьевна.

Какими смешными и наивными казались теперь рассказы о Сормове: будто бы здесь чуть ли не булки по улицам разбросаны. Увы, сормовская жизнь быстро развеяла радужные мечты о хорошей жизни.

Пожалуй, единственный из всех рассказов был правдой: на самом деле Сормово живет заводом. Хороши дела на заводе — и в Сормове как будто дела ничего. Понизилась работоспособность грязного чудища — и на всех лицах жителей слободки тоска и страх за завтрашний день. Заработки так себе, а жизнь все дорожает и дорожает.

А на заводе то и дело слышишь: опять кого-то убило! И так почти каждый день. Завод-кормилец, завод-убийца.

— Вот, Наташа, и еще одного покалечило, — говорит Петр Исидорович, прильнув к окошку.

Наталья Аркадьевна отрывается на минуту от своих домашних дел и видит через окно: прыгает по рытвинам, грохочет всеми гайками ломовая телега, на которой дергается от толчков изувеченный.

Этот «экипаж» десятки лет возит изуродованных рабочих, и ни врачи, ни администрация никак не догадаются заменить его чем-нибудь более удобным для перевозки больных…

И в то же время на железнодорожной ветке, что проходит недалеко от дома, где живут Голиковы, введены «решитель ные» меры для охраны пассажиров: их запирают в вагонах на замок.

Как-то ехал Петр Исидорович в поезде. В вагоне душно, и он вышел на площадку. За ним вышло еще несколько пассажиров. Но тут служитель грозно потребовал:

— А ну, господа, немедля войдите в вагон!

— Так там же тесно и душно, — объяснил Петр Исидорович. — Мы уж лучше здесь постоим.

— А если вы упасть захотите? Мне, думаете, охота за вас отвечать?

Пассажиры весело хохотали: «Вот так забота! Может, человеку жить надоело, ан нет — живи, хоть под замком, а живи. Так велит железнодорожное начальство».

«Не туда только смотрят, куда надо, — думал Петр Исидорович, вспоминая грохочущую телегу с изувеченным рабочим. — Странные порядки у сормовского начальства и странные заботы о жизни рабочих!»

Редко веселится Сормово, не очень радостна жизнь у рабочих слободки. Но уж если веселится, то шумно и непосредственно. Особенно бурлит Сормово в троицу. Истошно ревут гармоники, в открытых окнах гремят на разные голоса граммофоны. У калиток стоят и поплевывают семечки празднично настроенные обыватели.

И тихий жаркий день, и убранные зеленью пароходики, и лодки, пестрые платья, звонкие голоса парней и девчат — как все это не похоже на обычные трудовые дни! Все шумит, все бурлит каким-то неестественным гулом.