Радий Погодин - Книжка про Гришку

- Григорий, - сказал конь. - Слетайте мигом за этим молодым человеком, зоотехником. Для чего он, спрашивается, науку прошел на колхозные деньги?

Гришка подпрыгнул и побежал.

Кочки мелькали, кусты хватали за волосы. Пыль набивалась в глаза.

- Куда вы несетесь, Григорий, - услышал он возле уха. Скосил глаза воробей летит рядом, Аполлон Мухолов. Крыльями машет так, что они слились в серый шар. - Григорий, на такой скорости разговаривать невозможно! прокричал воробей. - Вы знаете, я, кажется, снова влюбился...

Гришка хотел ответить: "Потом. Сейчас некогда". Но Аполлон Мухолов отстал с криком: "Это, Григорий, счастье..."

Гришка ворвался в контору. Крикнул прямо с порога:

- Товарищ зоотехник! Коровы!

Зоотехник выскочил на крыльцо.

- Что коровы?

- Объелись клевером!

- Что смотрел Спиридон Кузьмич? Я ему!

- Вы же его отпустили на свадьбу.

Зоотехник прямо с крыльца прыгнул на мотоцикл. Завел его в треть секунды и ринулся. Гришка на заднем сиденье прилип.

Еще издали услышали они рев и страдание стада.

- Умрут! - Зоотехник схватил себя за волосы.

Мотоцикл вильнул, чуть не врезался в пень от такого опрометчивого движения.

"А на коне сидя и волосы себе можно рвать", - отметил про себя Гришка.

Коровы бегали по кругу гораздо резвее. Бока их вздымались и опадали. Козел Розенкранц иногда выскакивал вперед, резко осаживал стадо для энергичной встряски и поворачивал его в обратную сторону, чтобы коровы не закружились.

- Давай! - закричал зоотехник. - Молодцы! Гоняй их, блудливых!

Зоотехник помчался на мотоцикле поворачивать корову, которая отбилась от круга и залезла в кусты. Корова вильнула вбок, зоотехник за ней. Влетел со своим мотоциклом в канаву и замер. Гришка пошел его вынимать.

Зоотехник лежал в тине и бормотал с ужасом:

- Что будет? Что будет?

Подошел конь Трактор.

- Уже ничего не будет. Опасность уже миновала. Еще побегают и спокойно.

- Я знаю, - всхлипнул в канаве зоотехник. - Тебе, Трактор, мой мотоцикл не нравится. Ненавидишь ты мой мотоцикл...

- Нет, почему же, - ответил конь. - Машина хорошая, с девушками кататься...

Вечером возле правления колхоза председатель Подковырин Николай Евдокимович повесил на доску приказов:

"ВЫГОВОР: зоотехнику товарищу Мельникову и подпаску товарищу Розенкранцу.

БЛАГОДАРНОСТЬ: коню товарищу Трактору и дошкольнику товарищу Гришке".

И странно, козел Розенкранц ходил у доски с гордым видом и со всеми здоровался.

- Ты что нос задрал? - спросил у него Пестряков Валерий, вернувшийся из лесного похода.

- Приятно, - ответил ему козел Розенкранц. - Даже в выговоре меня теперь не козлом называют, а товарищем... Вот как.

ЗНАЧИТ, ПРИЕХАЛИ

- Хочу, чтобы вы прокатились в седле, - сказал конь Трактор. - Теперь я буду работать с самим товарищем Подковыриным.

Гришка залез в седло, ноги его до стремян не доставали, но сознание, что он в седле, делало Гришку как будто выше.

Конь бежал ровно, стараясь, чтобы Гришка не шибко набил себе место, на котором сидит. Седло - вещь удобная, но взрослая, юлить на нем не нужно.

Они по дороге проскочили, лугом прошли и по краю болота. Два бугорка одолели, лесом проехались.

Конь Трактор стал на лужайке или на широкой цветочной дороге, которая уходила вдаль и вдали терялась в тенях и бликах.

- Рекомендую посмотреть вокруг себя внимательно, - сказал конь Трактор.

А Гришка уже смотрел. Почувствовал он какой-то непонятный укол в сердце. Такой укол бывает, когда в чужом заграничном городе, устав от одиночества, нежданно услышишь родную речь.

Гришка подумал вслух:

- Почему так? В этом месте я ничего необычного не вижу, а почему-то тревожно мне... Неужели ромашки?

- По-моему, незабудки, - возразил конь.

- Нет, ромашки. Смотрите, чем дальше по этой просеке или дороге, тем они все выше, все больше становятся. А там, вдали, - смотрите, смотрите! ромашки как георгины.

- Может быть, - кивнул конь. - По-моему, незабудки, но каждый видит свое... Мои незабудки влево ведут, а ваши ромашки?

- Прямо! - крикнул Гришка.

- Значит, приехали. - Конь Трактор голову поднял, чтобы, вцепившись в его гриву, Гришке было легче слезать. - Не беспокойтесь, обратно дорога простая. - На прощание конь Трактор крикнул таким криком, словно табун лошадей, и пошел рысью.

- И не страшно вам? - спросил Аполлон Мухолов пролетом.

- Нет, - сказал Гришка.

Аполлон Мухолов сел на ветку и все подпрыгивал, словно ветка была горячая.

- Ну, ну... Я до сих мест долетаю, а дальше боюсь... Сейчас я влюблен окончательно и не могу рисковать своим счастьем, пускаясь вдаль.

- Вы говорили, что счастье в полете.

- Я и сейчас говорю... - Аполлон Мухолов поклевал возле пальцев, посуетился на ветке, взъерошив перья, поднял на Гришку глаза. - Григорий, я выяснил окончательно, мой полет - вокруг моего гнезда... Вдаль я уже один раз летал. - Воробей Аполлон Мухолов чирикнул, как всхлипнул, снялся с ветки и полетел к деревне. И все быстрее, быстрее...

Остался Гришка один. Ромашки головы поворачивают - рыжие глаза в странных белых ресницах. Шепчут ромашки:

- Спокойнее, Гришка... Мы вокруг... Мы с тобой...

У ручья прозрачного, что выбивался из-под вывороченной бурей сосны, увидел Гришка маленького человечка с красными, как морковь, волосами. Человечек и до колена Гришке не достигал, но был уже стар. Сидел он на камне, руки его отдыхали на сухих коленях, как у всех стариков, которые много на земле наработали.

- Здравствуйте, - сказал Гришка.

- Здравствуй, - сказал человечек. - Извини, у меня как раз перекур кончился. - И, поклонившись Гришке, ушел в лесные тени и блики.

Гришка помахал ему вслед. Направился дальше по просеке, удивляясь цветам ромашкам, которые с каждым шагом становились все больше и больше.

НЕ ОПАСАЙСЯ, СТУПАЙ

Вдруг земля расступилась, образовав котловину. Над котловиной, как ручка у лукошка, полного ягод, стояла радуга. Словно выкрошились из нее осколки и упали, покрыв котловину бисером. Это была роса. Она не иссыхала здесь в жаркий полдень, сверкала на каждом цветке, на каждой малой былинке. Гришка боялся ступить дальше, чтобы не смять, не попортить сверкание. Он стоял, распахнув глаза во всю ширь, и разноцветение, хлынувшее в них прохладным потоком, сгустило голубой цвет Гришкиных глаз в пристальный синий.

- Слышишь, Гришка, - раздался тоненький звонкий голос. - Не опасайся, ступай.

От этого голоса Гришке полегчало. Пружина, свившаяся у него под грудью и остановившая его дыхание, распустилась. Гришка вздохнул. Голова у него закружилась от плотного певучего аромата, который в Гришкином воображении окрасился в нежно-сиреневое.

- Дыши легче, - сказал тоненький звонкий голос. - Меня карась Трифон послал. Сказал: "Шлепай, Проныра, Гришка в Весеннюю землю идет. Она его ослепить может, обескуражить".