Питер Леренджис - Наблюдатели

— Ура!

— Рейчел, мы пьем за твое мужество! — крикнул Вес. — Ты мужественно сражалась с неминуемой смертью и явилась сюда в самый нужный момент…

— Чтобы спасти наши души! — перебил его один из пиратов.

Все одобрительно закричали.

Я рассмеялась.

Это я спасла их души?

Ну и чудной народ. Все драматизируют. Но очень забавные.

Я, улыбаясь, оглядывалась. Мери-Элизабет несла мне стакан пунша. От него исходил дивный аромат фруктов и пряностей.

Холодный. Прямо ледяной.

Я подняла стакан и сделала глоток.

И вдруг на душе стало легко-легко.

Ноги стали как ватные. Мне казалось, земля уплывает у меня из-под ног. И укачивает — то вверх, то вниз.

Воздуха! Мне нужен воздух.

— Рейчел, что с тобой? — спросила Мери-Элизабет.

— ЙЕЕЕЕЕЕАААА! — закричали все, глядя на меня.

За что они меня так приветствуют? Что я такого сделала?

— Ничего… — пробормотала я. — Все хорошо.

— Ты потеряла много влаги. Тебе нужно пить. Вот, возьми.

— …итак поднимем бокалы за нового ониронина!

Я сделала еще глоток.

И провалилась в сон.

― Ей плохо.

— Она устала. Она столько претерпела.

— Не надо было устраивать этот праздник.

— Чья это была идея?

— Шкипера.

— Ему виднее.

Голоса Веса и Мери-Элизабет доносились сквозь сон.

Я все еще здесь. На Онироне. В карете. Качает и бросает вверх-вниз. Подскакивает на каждой кочке. В виске боль.

— Оооо! — застонала я.

— Рейчел? — позвала Мери-Элизабет.

— Помедленнее можно? — кричит Вес кучеру.

— Что со мной произошло? — спросила я.

— Ты упала и стукнулась головой, — объяснил Вес.

— Да, ты была не в том состоянии, чтобы идти на праздник, — проговорила Мери-Элизабет. — Не надо было его устраивать.

— А кто это — Шкипер? — спросила я. — Постойте, не говорите. «Джиллиганов остров»?

Они переглянулись с непонимающим видом.

— Ах да, я забыла! У вас же нет телевизора.

— Шкипер — это наш главный вожатый, — ответил Вес. — Вроде того.

— Что он говорит, то и делается, — пояснила Мери-Элизабет.

— Диктатор, — сказала я.

— Взрослый, — поправил Вес.

— Хрен редьки не слаще.

Мери-Элизабет улыбнулась и положила руку мне на плечо.

Мы добирались до барака целую вечность. Чтобы выйти из кареты, мне пришлось облокотиться на Веса и Мери-Элизабет.

Работники из тех оборванцев переносили из мальчишечьего барака в девчоночий кровать и матрасы.

— Это тебе, — пояснила Мери-Элизабет.

— Но… они забрали ее у кого-то из ребят, — заколебалась я. — Кто-то останется без постели.

— Эта свободная, — заверил меня Вес.

Из мальчишечьего барака появились новые рабочие. Они принесли охапки всякой всячины — одежду, шляпы, обувь, какие-то деревянные штуковины — и скрылись с ними за углом.

— Ну и повезло же тебе, что ты появилась в День уборки, — бросил Вес и помчался вслед за работниками.

Мери-Элизабет направилась к бараку девочек.

— Пойдем, Рейчел, — поманила она.

Но я не сводила глаз с прогалины среди деревьев. С оранжевого марева, резко контрастировавшего с нежным пурпуром начинающего темнеть неба.

Я сразу поняла, что это такое.

Облачная стена.

В ней отражались последние лучи заходящего солнца.

Она перегораживала залив, скрывая Несконсет.

Скрывая мой дом.

Я пошла в ту сторону. Навстречу шли мальчишки и девчонки, возвращающиеся с праздничного пикника. Одни играли в мяч, другие бегали, догоняя друг друга, что походило на салки. Третьи убегали в лес и там орали и резвились.

Все весело улыбались.

Все радовались жизни.

И все махали мне, приглашая присоединиться к ним. Меня так и подмывало побежать в их сторону. Но голова у меня раскалывалась.

Спать, Рейчел!

Краем глаза я заметила пламя.

Оно вырывалось из-за угла барака ребят.

На полянке между бараком и леском пылал костер. Там суетился Вес, жестикулируя и что-то крича работникам. К стене была привалена большая груда хлама, прикрытая брезентом.

Я подошла поближе. Огонь устремлялся ввысь, заполняя прогалину между деревьями, сливаясь с облачной стеной и пожирая оранжевое марево.

Вес успевал быть одновременно всюду. Заметив меня, он с улыбкой подбежал:

— Ты что тут делаешь, Спящая красавица?

— А я-то считала себя Золушкой.

— Если не отдохнешь как следует, превратишься в злую падчерицу.

Языки пламени выхватили из полумрака какой-то предмет, выглядывавший из-под брезента.

Матерчатый кролик.

Белый.

Белый кролик.

Пушок.

Он спал с ним всю жизнь.

— Вес, — спросила я, — чьи это вещи?

Он взял меня под руку и повел к бараку для девочек:

— Мусор. Никому не нужный хлам.

Спокойно, Рейчел!

Не задавай лишних вопросов.

Считай, что он спасся.

Вдруг ко мне подскочил Карбо и потащил меня куда-то.

— Идем, там Ванесса предсказывает судьбу. Задарма!

Вес отпустил меня, и мы с Карбо подошли к группке мальчишек и девчонок, рассевшихся на поляне. Все хохотали до упаду.

Я вдруг очутилась в центре круга. Вес помчался назад к костру.

Ванесса оказалась девушкой с иссиня-черными волосами, маленьким напряженным личиком. Она пристально смотрела на меня сквозь черную вуаль. Взяв мою руку, она стала внимательно изучать ее.

— Рейчел, ты явилась из мрака и начинаешь новую фазу своей жизни. Окружающие тебя сейчас люди отныне будут частью этой новой жизни.

Я бы и сама того хотела.

Я уже сейчас ловила себя на том, что с грустью думаю о завтрашнем дне.

Что придется все это оставить.

— В душе твоей я читаю счастье, Рейчел. В самой глубине, которая была долгое время закрыта.

Верно.

Я почувствовала, что вот-вот разревусь.

Со всех сторон на меня были устремлены глаза. Улыбающиеся лица.

Не принимай это слишком серьезно.

Это игра.

Так принято встречать гостей.

— И ты можешь остаться здесь. — Взгляд Ванессы был нежен, она будто обнимала меня. — Можешь оставаться здесь, сколько хочешь.

Дверные петли явно пора было смазать. Я испугалась, что скрипом разбужу весь барак.

Но все спали как убитые.

Здесь на Онироне все целый день резвятся от души, а потом ночь напролет спят без задних ног.

Это утром начнется галдеж, хотя, впрочем, несколько неугомонных девчонок со смехом носились по палате.

Ванесса. Рэнди. Дженнифер. Барбара.

Вот я уже и запомнила имена некоторых ребят.

Они все такие клевые! Даже Карбо.

И всем позволено хоть всю ночь напролет не спать.

Как здесь вообще принято.