Казис Сая - Эй, прячьтесь !

Добрая птица с трудом несла толстушку Расяле. Когда, хлопая крыльями, она летела над школьным садом, девочке пришлось поджать ноги, чтоб не задеть за вишенки.

На спортплощадке, на школьном участке и на дороге прыгали, кричали и махали руками дети - одни от восторга, другие грозили кулаками и швыряли в птицу камнями. К счастью, никто не попал.

Птица осмотрелась, где бы опуститься и посадить Расяле, но тут у берега озера из-под елки вылез Джим и прицелился в них из лука. Птица снова захлопала крыльями, взмывая вверх, но стрела опередила ее. Если бы Расяле не перехватила ее на лету, стрела попала бы в сердце доброй птицы.

Рядом с Джимом появился Микас, тоже с луком. Теперь в них летели две стрелы сразу. Расяле схватила одну, схватила другую, и тут тр-рах! - порвалась ее рубашка.

- А-ах! - закричала Расяле, падая прямо в озеро.

Шлепнулась в воду и проснулась...

Было утро. Мама повязывала платок, а отец за стеной что-то втолковывал Гедрюсу.

- Почему ты кричала? Приснилось что-нибудь? - спросила мама, положив ей на лоб прохладную руку, пахнущую парным молоком.

- Я... - Расяле все еще не могла прийти в себя. - Я упала с высоты. Мы так чудесно летели...

- Растешь, значит! - рассмеялась мама. - Когда я была маленькая, тоже часто падала. Поспи еще, Гедрюс идет по грибы, мы - на работу. А ты еще полетай, пока Гедрюс не вернется с грибами.

Но спать Расяле расхотелось. Вспоминая свой сон, она вытянулась на кровати и уперлась ногами в изножье. "Вот дела!.. - удивленно подумала Расяле. - Чтоб побыстрей вырасти, надо ПАДАТЬ, а не зуб расшатывать". Раньше она не дотягивалась до изножья пятками. А теперь - пожалуйста! Еще бы разик-другой упасть, этак и можно в школу. К примеру, голуби, ласточки или воробышки, пока сидят в гнезде, такие беспомощные, крохотные, перья у них реденькие, а только выпадут из гнезда, и не отличишь, птенец это или взрослая птица...

Расяле встала, позавтракала и, никому не сказавшись, отправилась искать какое-нибудь место, откуда она бы могла, зажмурившись, прыгнуть - и не разбиться, конечно.

В то же утро и в тот же ранний час заспанная Януте, Джим с полотенцем через плечо, Микас-Разбойник с пиратской повязкой на глазу, Мастер и мама Микаса стояли в сарае и каждый по-своему объяснял ночное происшествие.

Глаз Микасу пришлось завязать потому, что вчера вечером, выпустив из своего лука первую стрелу, он задрал голову, чтоб посмотреть, когда и куда она упадет, а стрела - бац!.. - на волосок от глаза. И скажите спасибо, что Джим еще не воткнул в наконечник острый гвоздь, как собирался!

Так они и не подстрелили для лисят ни вороны, ни голубя. А наутро мама обнаружила рядом с клеткой утенка - вверх лапками, с закрытыми глазами. Кто же его убил? Неужели старая лиса пробралась на сеновал и мстила за своих детенышей?

- Она не мстила, - объяснял Мастер, - она просто добывала для них пищу.

А голубь, целый и невредимый, высунув голову из клетки, настойчиво требовал свободы...

Ничего не поделаешь: голубя выпустили, а утенка отдали лисятам.

Расяле вспомнила, что позавчера за колхозным коровником рабочие сгрузили ржаную солому, а мама сложила из нее высокую скирду. Гедрюс тоже забрался к ней и помогал уминать. Мужчины на длинных вилах подавали солому, а мама укладывала ее, утаптывала и все повторяла Гедрюсу: "Только не упади, только не упади".

Расяле смотрела снизу и думала: как же они оттуда слезут?! Колхозники, подававшие маме солому, сказали, что такой длинной лестницы во всем колхозе нет, и, пока Мастер ее сколотит, маме с Гедрюсом придется денька два посидеть на скирде...

И впрямь: грузовик уехал, колхозники разошлись, а мама с Гедрюсом так и остались на скирде. Расяле испуганно ждала, что же теперь будет. Но Гедрюс на верхотуре не унывал.

- Хочешь, спрыгну? - спросил он у мамы. - Внизу солома раскидана... Расяле, хочешь?

- Шею свернешь! - строго прикрикнула мама.

А Гедрюс - не поймешь, нарочно или нечаянно, - скользнул вниз. И ничего с ним не случилось. Если и ушибся немного, то ведь не скажет.

Колхозники притащили откуда-то несколько сучковатых жердей, подперли скирду, чтоб ветер не лохматил солому и не опрокинул скирду. Цепляясь за жерди, сползла со скирды и мама. Всем было весело, одна Расяле огорчалась, что ей не дали вместе с Гедрюсом потоптаться на скирде.

Теперь поблизости никого не было, и Расяле, хватаясь за жерди, без труда взобралась наверх. Солому на земле сгребли в кучу, рядом со скирдой была невысокая копна. Лучшего места, чтоб падать, и во сне не сыщешь.

Но когда Расяле взглянула вниз со скирды, от страха у нее ноги подкосились. Она легла ничком и стала прикидывать, так ли обязательно ей надо в школу уже сейчас - не лучше ли годик повременить...

Малость успокоившись, Расяле заметила, как далеко видно со скирды и какая вокруг красота! Вот блестит на солнце озеро. У острова лодка, издали она похожа на головешку. Человек в лодке величиной с гнома, а удочка - с травинку. На той стороне зеленеет, а еще дальше - просто чернеет лес, кое-где в него втиснулись поля и дома. На желтом пшеничном поле, словно птицы перед взлетом, машут крыльями две косилки. Расяле увидела и школу. Половина крыши белая, половина черная, и у этой линии ползает другой гном, похожий на Дайниса. Это Микасов папа мастерит новую крышу. "Он, наверное, частенько падает, - подумала Расяле, - потому и вырос повыше моего папы... А может, взрослые потому такие большие, что они никого не боятся?" Вот в прошлом или позапрошлом году, когда Расяле перестала бояться гусака, она сразу выросла из платьица и кофточки. Даже мама удивилась, как это так получилось...

Она снова взглянула вниз и поискала взглядом, где же копна соломы. Подумала минутку, подбодрила себя, потом села, зажмурилась, подгребла руками поближе к краю скирды и - ух!..

Сердце еще раз екнуло от страха, но Расяле уже была на земле! И тут ногу пронзила боль. С копны, хлопая крыльями, слетела перепуганная курица:

- Ах, чтоб тебя!.. Ах, чтоб тебя!..

Расяле даже заплакать позабыла от удивления - как это она шлепнулась не на солому, а прямо на твердую землю. Захотела встать, но ноги, которые всегда ее слушались, вдруг мучительно закричали: "Нет, нет! Полежи, полежи еще!" Правая щиколотка горела огнем, ее толчками дергала боль. "Что ж теперь будет?.." - испугалась Расяле и наконец заплакала.

Горластая курица невольно сделала доброе дело, потому что тихий плач Расяле дома никто бы не услышал.

- Ах, чтоб тебя! Ах, чтоб тебя! - до тех пор кричала Пеструшка, пока из коровника не вышла мама Микаса - она решила, что показалась лиса или хорек.

Увидев Расяле, она ощупала ее распухшую щиколотку и подумала: "Вывихнула, а то и сломала. Надо побыстрей родителям сообщить и везти бедняжку к доктору!"