Лев Кассиль - Дорогие мои мальчишки

Звиг-звиг-звиг-звиг!!! — у самой головы его звонко лязгнули о рельсы пули из немецкого автомата. Капка припал к земле, полежал минутку, осторожно пополз дальше. И вот он уже во дворе школы, где собравшиеся юнги беспокойно прислушиваются к близкой пальбе. И, задыхаясь, грязный, весь в глине, кричит на них Капка:

— Чего стоите, флотские? Немцы на остров десант скинули, к нашему заводу уже подходят!

Сташук крепко взял его обеими руками за отвороты шинели:

— Стой! Ты говори толком, не части… Ну! По порядку!

— Сейчас… — Капка задыхался. — Сейчас!.. Я по порядку! Стой, отдышусь. Бежал очень быстро… Немцы там, за переездом, овраг заняли, за пристанями… А наши по берегу укрепились… Ополченцы. Им там трудно очень. Фашистов много. Слышишь, Витя? Помочь надо! А то прорвутся немцы, они с острова бьют…

Юнги обступили их со всех сторон, сгрудились вокруг, настороженно прислушиваясь.

— А ты как сюда пробрался? — спросил Сташук.

— Я ползком. Меня два раза вот настолько пуля не задела. Витя, скорее надо! А то наших там мало осталось.

— Полундра! — закричал Сташук. — Свистать всех! Где Антон Фёдорович?

Как на грех, сам начальник школы в тот день уехал, чтобы выяснить, что слышно о переводе юнгов на другое место. Мичман пытался созвониться с городом по телефону, но связь была уже нарушена.

— Давай ключи, разбирай оружие! — командовал тем временем Сташук.

Пока Антон Фёдорович, хрипя, бился над телефоном, крепко ругался в трубку и, наконец, в бессилии бросил её на стол, юнги уже выстроились во дворе, разобрав оружие, которое имелось в школе. Капка подошёл к Сташуку:

— Витя, возьми меня, я тоже!

— Да пошёл ты!.. Игрушки, что ли, это? Это тебе не кино и не синегорцы ваши! Жизнь надоела?

— А тебе что, надоела?

Сташук строго глянул на него и резко отвернулся, пожав плечами:

— Уж моя такая обязанность, я моряк, военный юнга.

— Ну, а я пехотный юнга буду! — со страстным убеждением настаивал Капка. — Всё равно, Витя, возьми, а, Витя! Дай мне гранаты. Я ведь почище тебя бросаю. Витя, а? Я вот фуражку сейчас задом наперёд надену, вот так, козырьком наоборот, и тоже буду на манер моряка. Заодно с вами. Витя, возьми, а то сам пойду. — Он сжал кулаки и, едва не плача, наступал на Сташука. — Не имеешь ты права меня не брать! Слышишь, Витька! Это не по справедливости. Я к вам через бой пробрался, а вы меня не принимаете. И я тут всю местность знаю. Я вам такую тропочку покажу… Витька, возьми…

— Да ладно, отвяжись только.

Юнги с винтовками, гранатами уже выбегали со двора школы. Мичман нагнал ребят.

— Антон Фёдорович, слышали, какое дело? — крикнул, не останавливаясь, Сташук.

— Слышал я, слышал, Сташук. Что это за порядок? Кто приказал? Где разрешение? Слушай мою команду. Рота, стой!

Юнги остановились.

— Сперва надо разведать расположение противника, а что же так дуром на пулю лезть? Учили, кажется, вас.

— Антон Фёдорович, — обратился к нему Сташук, — разрешите. Вот Капка всё уже разведал.

— Капка? Это что за такой Капка?.. Ах, это ты будешь! Знакомый. Ты чего такое говоришь? Быстро!

— Они вон там, в овражке в том, за переездом. А пулемёт у них на острове нашем, — заторопился Капка. — Товарищ командир, я вам чего скажу, слушайте… Тут можно за пригорком через кусточки на берег выйти, а оттуда незаметно совсем будет для немцев. А там как раз у прораны поворот делается. И мелко сейчас совсем. Я там каждое место знаю. Я покажу, где… Мы на остров и выберемся. У немцев сзаду… А немцы ведь думают, что это правда остров, они думают, к ним и не добраться, а там, в проране, мелко, я покажу.

Мичман на секунду задумался, обернувшись к Волге, покусал усы, потом, видимо, одобрил план.

— Значит, тихо, — приказал мичман. — Чтоб молчок, чтоб ни звука. Ударим с тыла. Гранаты чтоб в готовности были. И сразу по моей команде. А до этого чтоб ни-ни! Ясно?

Капка вывел юнгов через кусты на берег прораны там, где рукав реки делал крутой поворот.

— Вот тут мелко совсем, мне по грудь, а вам уж и вовсе хорошо будет, — звал Капка, первым зайдя в нестерпимо холодную воду у берега.

Издалека продолжала доноситься частая стрельба, судорожный стрекот пулемёта. Потревоженные птицы носились над островком. Юнги сбросили шинели, оставили их под кустами, завернули выше колен клёши, разулись и, высоко держа гранаты и винтовки, вошли в воду. Она была по-октябрьски студёна и обожгла сперва, а потом тело немножко свыклось, и вода не казалась уж такой ледяной. Капка оказался прав: вода на отмели была юнгам не выше пояса. Но сам маленький проводник погрузился уже почти по самую грудь. Тогда Сташук и Палихин подхватили его с двух сторон под мышки и перенесли через глубокое место. Они быстро выбрались на берег островка. Немцы были на другой его стороне, за поворотом, и никак не ждали нападения отсюда: остров казался целиком отрезанным от левого берега Волги.

Юнги залегли цепью и поползли. Холодный ветер сипел в оголённых кустах. Сыпалась изморось. Сухая, выгоревшая за лето трава была холодна и мокра. С прутьев ивняка срывались отяжелевшие капли. Дрожь пробирала юнгов, вымокших при переходе вброд прораны. Рядом с мичманом, у левого плеча его, полз гибкий, изворотливый Сташук, а справа сосредоточенно пыхтел маленький Капка Бутырев. Он для чего-то надел чёрные суконные наушники, которые носил иногда зимой, в холодные дни, и перевернул фуражку задом наперёд, так что она смахивала теперь на бескозырку. Оттого, что они ползли, прижимаясь к земле, мир казался им очень высоким, деревья, кусты, былинки и самое небо — всё ушло вверх.

— Ну как, ручок, не страшно? — тихо спросил Сташук.

— Пока ещё не страшно совсем, — шёпотом ответил Капка, — а так только, боязно чуток.

— Разговорчики! — зашипел на них мичман.

Они ползли, и всё громче отдавался в ушах частый стук близких пулемётов, низко посвистывали пули. Учебный ров, вырытый недавно юнгами, был совсем уже рядом, за кустами. Во рву и сидели немцы, живые немцы, немцы, обстреливавшие с островка Затон. Юнги бесшумно подползали.

— Передать по цепи. Слушать мою команду, — шёпотом приказал мичман. — Товьсь! Встали… За мной!

Сташук пронзительно засвистел в два пальца и швырнул гранату. Капка бросил свою. Крики «ура», «бей фашистов», «балтийцы, вперёд» слились с трескучим грохотом разрывов, с беспорядочным щёлканьем выстрелов. Капка почувствовал, что какая-то сила увлекает его вперёд и он летит в ров.

Фашисты, должно быть, не сразу поняли, что случилось, когда на них с тылу в упор, слепя, кроя огнём и грохотом, посыпались в ров гранаты и откуда-то сзади, где за минуту до этого никого не было, с гиканьем, визгом и свистом какие-то разъярённые дьяволята свалились на головы и на плечи парашютистам. Гитлеровцы не сразу начали отстреливаться. Гранаты оглушили их, неожиданность сбила с толку. Стеснённые узким пространством рва, десантники пытались выкарабкаться из него, но цепкие мальчишки повисали на ногах, стаскивали немцев обратно, душили, прыгали с налёту, кололи штыками, матросскими ножами — бебутами. Фашисты пустили в ход тесаки. Свирепая резня закипела на дне рва. И дальше было уже трудно разобрать что-нибудь в общей кромешной свалке. Капка, падая, видел только, как несколько юнгов ничком свалились на дно траншеи. Их давили, топтали пудовые ботинки с толстыми подошвами, обитыми шипами. Потом Капка увидел около себя Серёжу Палихина. Он обливался кровью. Вот Палихин свалился, но оперся сперва на одно колено, потом подтянулся, встал и опять бросился на немцев, ухватив обеими руками дуло автомата у одного из парашютистов. Капку притиснули к сырому глинистому откосу рва. Он был здесь самый маленький, рукопашная бушевала над ним. Капке видны были главным образом ноги сражающихся. Он видел мокрые клёши юнгов и кованые бутсы парашютистов, топтавшиеся в неистовой толчее, месившие глину, оступавшиеся. И он делал что мог: хватал, царапал, дёргал, валил эти зелёные слоновьи ноги в огромных бутсах… Он пытался кинуться на помощь Палихину, но увидел, как высокий парашютист ударил с маху прикладом автомата юнгу по голове и тот упал навзничь. В ту же минуту сзади на фашиста кинулся Сташук: