Георгий Скребицкий - Лесной прадедушка (рассказы)

- Ух, здорово! - сказал я. - Прямо как мост. Вот бы по нему пробежаться!

- Ты лучше по земле бегай, - засмеялась мама, и мы пошли в лес собирать землянику.

Мы бродили по полянам возле кочек и пней и всюду находили крупные спелые ягоды.

От нагретой солнцем земли после дождя шёл лёгкий пар. В воздухе пахло цветами, мёдом и земляникой. Потянешь носом этот чудесный запах - будто какой-то душистый, сладкий напиток глотнёшь. А чтобы это ещё больше походило на правду, я срывал землянику и клал её не в корзиночку, а прямо в рот.

Я бегал по кустам, стряхивая с них последние дождевые капли. Мама бродила тут же неподалёку, и поэтому мне было вовсе не страшно заблудиться в лесу.

Большая жёлтая бабочка пролетела над полянкой. Я схватил с головы кепку и помчался за ней. Но бабочка то спускалась к самой траве, то поднималась вверх. Я гонялся, гонялся за ней, да так и не поймал - улетела куда-то в лес.

Совсем запыхавшись, я остановился и огляделся кругом. "А где же мама?" Её нигде не было видно.

- Ау! - закричал я, как, бывало, кричал возле дома, играя в прятки.

И вдруг откуда-то издали, из глубины леса, послышалось ответное: "Ау!"

Я даже вздрогнул. Неужели я так далеко убежал от мамы? Где она? Как же её найти? Весь лес, прежде такой весёлый, теперь показался мне таинственным, страшным.

- Мама!.. Мама!.. - что было сил завопил я, уже готовый расплакаться.

"А-ма-ма-ма-ма-а-а-а!" - будто передразнил меня кто-то вдали. И в ту же секунду из-за соседних кустов выбежала мама.

- Что ты кричишь? Что случилось? - испуганно спросила она.

- Я думал, ты далеко! - сразу успокоившись, ответил я. - Там в лесу кто-то дразнится.

- Кто дразнится? - не поняла мама.

- Не знаю. Я кричу - и он тоже. Вот послушай! - И я опять, но уже храбро крикнул: - Ау! Ау!

"Ау! Ау! Ау!" - отозвалось из лесной дали.

- Да ведь это эхо! - сказала мама.

- Эхо? А что оно там делает?

- Ничего не делает. Твой же голос отдаётся в лесу, а тебе кажется, что кто-то тебе отвечает.

Я недоверчиво слушал маму: "Как же это так? Мой же голос - и мне отвечает, да ещё когда я уже сам молчу!"

Я опять попробовал крикнуть:

- Иди сюда!

"Сюда-а-а-а!" - откликнулось в лесу.

- Мама, а может, там всё-таки кто-нибудь дразнится? - нерешительно спросил я. - Пойдём-ка посмотрим.

- Вот глупый какой! - засмеялась мама. - Ну пойдём, если хочешь, только никого мы с тобой не найдём.

Я взял маму на всякий случай за руку: "Кто его знает, что это за эхо!", и мы пошли по дорожке в глубь леса. Изредка я покрикивал:

- Ты здесь?

"Зде-е-е-сь!" - отвечало впереди.

Мы перебрались через лесной овраг и вышли в светлый берёзовый лесок. Тут было совсем не страшно.

Я отпустил мамину руку и побежал вперёд.

И вдруг я увидел "эхо". Оно сидело на пеньке спиной ко мне. Всё серое, в серой лохматой шапке, как леший с картинки из сказок. Я вскрикнул и бросился назад к маме:

- Мама, мама, вон эхо на пеньке сидит!

- Что ты всё глупости говоришь! - рассердилась мама.

Она взяла меня за руку и храбро пошла вперёд.

- А оно нас не тронет? - спрашивал я.

- Не дури, пожалуйста, - ответила мама.

Мы вышли на полянку.

- Вон, вон! - зашептал я.

- Да это же дедушка Кузьма коров пасёт!

Услышав мамин голос, "эхо" обернулось, и я увидел знакомую белую бороду, усы и брови, тоже белые, как из ваты, будто их нарочно приклеили к загорелому, сморщенному, как печёное яблоко, лицу.

- Дедушка, а я думал, ты - эхо! - закричал я, подбегая к старику.

- Эхо? - удивился тот, опуская деревянную дудочку - жалейку, которую он выстругивал ножом. - Эхо - это, милый, не человек. Это лесной голос.

- Как "лесной голос"? - не понял я.

- А так. Ты крикнешь в лесу, а он тебе и откликнется. Каждое деревце, каждый кустик отзвук даёт. Вот послушай, как мы с ними переговариваемся.

Дед поднял свою дудочку - жалейку - и заиграл нежно, протяжно. Он играл, словно напевал какую-то грустную песенку. А где-то далеко-далеко в лесу ему вторил другой такой же голос.

Подошла мама и села на соседний пенёк. Дедушка кончил играть, и эхо тоже кончило.

- Вот, сынок, слыхал теперь, как я с лесом перекликаюсь? - сказал старик. - Эхо - это самая душа леса. Что птица свистнет, что зверь закричит - всё тебе передаст, ничего не скроет. А ты ходи по лесу да слушай его. Оно тебе всю лесную тайну откроет.

Так я тогда и не понял, что же такое эхо. Но зато на всю жизнь полюбил его, полюбил, как таинственный голос леса, как песню жалейки, как старую детскую сказку.

И теперь, через много-много лет, только услышу эхо в лесу - сразу вспоминается мне: солнечный день, берёзы, полянка и посреди неё на старом пне что-то лохматое, серое. Может, это наш деревенский пастух сидит, а может, и не пастух, а сказочный дедушка-леший. Сидит он на пеньке, строгает кленовую дудочку - жалейку. А потом будет играть на ней в тихий вечерний час, когда засыпают деревья, трава и цветы и медленно из-за леса выбирается рогатый месяц и наступает летняя ночь.

ПУШОК

В доме у нас жил ёжик, он был ручной. Когда его гладили, он прижимал к спине колючки и делался совсем мягким. За это мы его прозвали Пушок.

Если Пушок бывал голоден, он гонялся за мной, как собака. При этом ёж пыхтел, фыркал и кусал меня за ноги, требуя еды.

Летом я брал Пушка с собой гулять в сад. Он бегал по дорожкам, ловил лягушат, жуков, улиток и с аппетитом их съедал.

Когда наступила зима, я перестал брать Пушка на прогулки, держал его дома. Кормили мы теперь Пушка молоком, супом, мочёным хлебом. Наестся, бывало, ёжик, заберётся за печку, свернётся клубочком и спит. А вечером вылезет и начнёт по комнатам бегать. Всю ночь бегает, лапками топает, всем спать мешает. Так он у нас в доме больше половины зимы прожил и ни разу на улице не побывал.

Но вот собрался я как-то на санках с горы кататься, а товарищей во дворе нет. Я и решил взять с собою Пушка. Достал ящичек, настелил туда сена и посадил ежа, а чтобы ему теплей было, сверху тоже сеном закрыл. Ящик поставил в санки и побежал к пруду, где мы всегда катались с горы.

Я бежал во весь дух, воображая себя конём, и вёз в санках Пушка.

Было очень хорошо: светило солнце, мороз щипал уши, нос. Зато ветер совсем утих, так что дым из деревенских труб не клубился, а прямыми столбами упирался в небо.

Я смотрел на эти столбы, и мне казалось, что это вовсе не дым, а с неба спускаются толстые синие верёвки и внизу к ним привязаны за трубы маленькие игрушечные домики.

Накатался я досыта с горы, повёз санки с ежом домой. Везу - вдруг навстречу ребята: бегут в деревню смотреть убитого волка. Его только что туда охотники привезли.

Я поскорее поставил санки в сарай и тоже за ребятами в деревню помчался. Там мы пробыли до самого вечера. Глядели, как с волка снимали шкуру, как её расправляли на деревянной рогатине.