Геннадий Снегирев - Голубая Тува (Маленькие повести)

Потом я ходил в горы, огромные камни смотрел. Когда настоящее землетрясение было, эти камни из кратера вулкана вылетали, из самого пекла. Они обожжённые и в дырках, как будто их долго варили.

И купался в горячей речке. Холодный ветер листья с деревьев рвёт, а вода в речке горячая, как в бане.

Один раз гулял на берегу, сел на камень, а камень тёплый. Перевернул камень - из земли повалил горячий пар. Как будто крышку открыли у чайника.

Зимой на Курилах печки не топят. По деревянным трубам горячая вода прямо из земли бежит в дом. И лучше всякой печки греет. Горячая вода нужна бельё постирать - краник в сенях открой и наливай сколько хочешь.

Когда пароход к островам подходит, вулканы издалека белым дымком попыхивают, курятся. Вот и назвали острова - Курильские.

ЛОПУХОВАЯ ЧАЩА

Подальше от берега лопух растёт. Густой - не продерёшься, да и страшно. В бамбуковой чаще растёт лиана-ипритка, такая ядовитая, даже не дотронешься до неё, ветер только подует, пыльцой обдаст - обожжёт, как кипятком.

В курильском лесу всякие лианы растут. Такие, что деревья обвивают, в кору впиваются и сок из дерева пьют. Цветы у лиан большие, яркие; хочется сорвать, да боязно - вдруг ядовитые!

Я в лопуховом лесу гулял. Листья лопушиные над головой как зелёные крыши; один лист можно постелить, а другим сверху накрыться. Темно, сыро, и никакой травы не растёт. Посмотрел я на свою руку: она зелёная - листья белый свет не пропускают.

Какая-то птичка с земли вспорхнула, в лопушиный стебель вцепилась коготками. Вроде знакомая птичка. Да это соловей, курильский. На груди у него красная салфеточка.

Соловей улетел, а я стал из чащи выбираться. Впереди показалась поляна, а на поляне растут пальмы.

Нет, не пальмы, а трава-дудочник. У нас ребята из неё дудочки вырезают. А из этого дудочника можно сделать трубу в две руки толщиной. Каждая травинка - дерево. А наверху зонт, как у пальмы. Называется "медвежья дудка". На такой дудке только медведю дудеть.

Слышу: гремит водопад.

Выбрался к речке и по речке вышел на океанский берег, в рыбацкий посёлок.

САЙРА

Утром меня разбудили чайки. И глупыши кричат, и вороны каркают, и ничего не разберешь. Кто-то под окном пробежал:

- Сайра, сайра, сайра подошла!

Я скорее оделся, вышел на улицу. Над бухтой чайки собрались, полощут крыльями, падают на воду, в клювах мелькают блестящие ножики - выхватывают сайру из воды. На зелёных волнах белыми хлопьями покачиваются чайки, взлететь не могут: отяжелели, объелись сайрой.

По берегу ходят вороны, сайру клюют, которую волны выбрасывают. Серебряной полоской блестит на солнце мёртвая сайра, ближе к воде живая трепыхается на песке.

А по воде словно рябь от ветра набегает широкими полосами. Это стаи сайры идут с океана.

Ночью вся бухта зажглась огоньками - рыбачьи сейнеры выходят в океан.

С берега видно, как сайру ловят.

Сначала белый огонь над водой горит. Вдруг потухнет - синий вспыхнет.

За борт опускают белую люстру. Сайры на свет, как бабочки, собираются несметными стаями. А потом сразу потушат белую лампу-люстру и синюю зажгут. Сайра так и замрёт.

Пока она на месте стоит, остолбенелая от синей лампы, тут её обмётывают огромным кошельковым неводом и выгребают.

На рассвете я ходил по берегу, собирал кальмаров.

Кальмары за сайрой погнались, а волны их выбросили на берег.

Кальмары хищные, быстрые. Сайра в воде как молния мелькает, а кальмар ещё быстрее, глазом не заметишь. Щупальца сложит, крылышки растопырит, воду из себя выталкивает и мчится за сайрой.

На берегу кальмар умирает, но всё равно щупальцами с крючочками сайру в себя запихивает, обволакивает и не ест, а растворяет в желудке. Поперёк схватит, согнёт и запихивает. С хвоста схватит, сожрет!

Одного кальмара я поднял с песка, он надулся и запыхтел быстро-быстро: "Пых-пых-пых!.."

А сам весь переливается: то фиолетовый, то оранжевый, то даже не знаю какой. Похоже, как бензин в луже разольют, вот так же переливается.

Кальмаров я на подсолнечном масле жарил - очень вкусные, как белые грибы.

ВОРОНЫ

Сайра шла несколько дней.

Лисьи следы на берегу видны, медвежьи; трясогузка побегала на песке, поклевала сайру и опять улетела на речку.

А потом вдруг утром проснулся - тишина. Вышел на улицу - тишина. Сайра прошла в один день, как ножом отрезало. Нет больше ни одной сайры.

Ни чаек, ни глупышей не слышно. Все улетели вслед за сайрой в океан. Будут за ней лететь, хватать, объедаться, отдыхать на волнах, пока не отстанут, - сайра рыба быстрая, океанская.

Вороны на берегу поклевали всю сайру и приуныли. Сидят около моря на камнях, сгорбились и по сторонам поглядывают: где бы поживиться?

Один мальчик вышел на берег погулять, а ворона увидала у него бутерброд с вареньем, подлетела и вырвала из рук. Мальчик заревел и прибежал домой.

- Я, - говорит, - я... я только один раз откусил!

Отец ворону поругал, новый бутерброд намазал и велел не зевать, смотреть по сторонам.

Мальчик, пока весь бутерброд не съел, из дому не вышел. А пока ел, всё на дверь поглядывал - вот как его ворона напугала!

ТОПОРКИ

Берег высокий, внизу океан. На крутой стене в каждой щели, на каждом уступчике, в ямке сидит кайра, а вон карниз весь белый; ещё с океана кайра летит, да уже сесть негде. Остальные кайры закричали, загалдели, потеснились, и... ничего, села.

Топорок летит. Чёрный, на солнце золотом отливает, голова белая, а клюв - оранжевый, широкий, как топор. Крылышки у топорка короткие, под водой такими хорошо грести. Топорок в воздухе трепыхается, вот-вот упадёт!

Никак не может на лету повернуть - несёт его прямо в скалу. И вдруг воздух лапками стал загребать, загребать... и повернул. Юркнул в свою норку - птенцов кормить рыбой. Топорок длинные норки роет на высоких берегах. Там и птенцов выводит, рыбой выкармливает и пол в норках выстилает рыбьими костями и перьями. Перья он у чаек крадёт.

Топорок в океане за рыбой ныряет, ныряет и столько нахватает рыбёшек, что не может взлететь. Отталкивается от воды - вот-вот-вот-вот... Машет, машет крылышками, да так и не взлетит. Отдохнёт, посидит на волне, опять замахает крылышками-култышками. Нет, никак!

Наконец взлетел. Только не может повернуть в воздухе и прямо сверху сел на головы кайрам, растолкал их и отдыхает, а рыбу не выбрасывает, держит в зобу, обязательно притащит птенцам.

Ещё видел я, как вынырнула гагара. А на клюве у неё висит ракушка морской гребешок.

Гагара нырнула и на дне увидела: лежит гребешок, створки раскрыл. Она хотела его клювом вытащить из ракушки, а гребешок - щёлк! - и захлопнулся.

Гагара вынырнула, хватила воздуха, гребешок её снова вниз потянул, она под водой исчезла. Опять вынырнула, дыхнула и снова под воду.