Сергей Баруздин - Тоня из Семеновки (сборник)

Деревни нет. Домов нет и жителей. Но деревня живет. Слышны команды на улицах. Движутся люди в шинелях - медленно одни, другие почти бегом. Шумят моторы машин. Всхрапывают лошади. Коптит кухня. В земле, в отменных окопах, подготовленных немцами, наши люди спят, едят, совещаются, пишут письма, читают, перебинтовывают раны или, как ее новый напарник сейчас (молодой совсем!), или, как она ночью, кричат в трубку:

- "Небо"! "Небо"! Я - "Береза"!..

Забавно, что напарник - "Береза". Она "Береза" - это понятно. А он? И как жаль прежнего...

Она почти не узнала его. Только несколько часов в работе. И вот его нет... И на его место пришел новый...

Удивительная штука жизнь! Она вечна, неистребима. Она пришла сюда, в эту деревню, в которой уже не было жизни, и опять тут - жизнь. Она сильнее павших, сильнее умерших, сильнее войны. Люди идут в бой не только с мыслью победить, а и с другой, подспудной, - как бы остаться живым, и они продолжают жизнь. Они совещаются тут, на войне, как быстрее и посильнее ударить по противнику, смять его, уничтожить, и они продолжают жизнь.

Растает снег, и придет весна в эти края, в эту несчастную, забытую русскую деревеньку. И на пепелищах пробьются зеленые ростки из земли. И на деревьях, покореженных немецкой и нашей артиллерией, распустятся почки. И побегут ручьи, смывая воронки от бомб и снарядов, унося в небытие признаки бывших тут боев.

И вскроется речка Воря, которая покрыта сейчас, наверное, льдом. И птицы построят свои гнезда, и рыбы будут метать, как извечно, икринки, и люди - вернувшиеся, а частью новые - придут, повздыхают над развалинами, вспомнят не вернувшихся, упьются до чертиков горьким самогоном - за их благополучие, что ли, на том свете! - а наутро начнут разбирать разбитое и ставить новое...

"Ты здесь? Выспалась?"

Ей почудилось другое.

"Ты здесь? Ты любишь меня?" - будто спросил он.

Она обрадовалась, но сказала:

"Не знаю, Слава. Наверно..."

"А ты любила когда-нибудь?" - спросил он.

Она покраснела.

"Не знаю, Слава. Мне всегда казалось, что я любила Вову Соловьева и Женю Спирина, но это было давно".

"Как, сразу двоих?!"

"Да, Слава, сразу двоих..."

"Кто же они?"

"Кто? Это ведь давно, Слава, было, когда мы в клубе Наркомтяжпрома занимались. А с Женей Спириным я целовалась. Это плохо, да?"

"А со мной нет", - обиженно сказал Слава.

"Нет, нет, нет! С тобой я тоже целовалась! - возмутилась она. - Разве ты не помнишь?"

"Помню, Варюша, все помню, - сказал Слава. - А то, что с Женей Спириным целовалась, я не сержусь. Я тоже целовался с девчонками, когда маленьким был".

Из штабного блиндажа выходили командиры рот и взводов. Слава вышел тоже. Обрадовался, как ей показалось. Вроде покраснел. От неожиданности, что ли? Или от холода?

- Относительно выспалась, - призналась она. - А ты не спал? Я же знаю, не спал!..

Он промолчал. Сказал о другом:

- Посмотри, а ведь живет деревенька! Фрицы, наверно, считали, что все - конец! Все уничтожили, все разбили, с землей сровняли... А ребятки наши крутятся. И знаешь, такое еще будет!.. Сегодня!

Это как раз то, о чем и она думала. Странно, как совпадают их мысли.

Она спросила почему-то:

- А ты говорил, что жил с тетей, да? А что с твоими родителями? Разве у тебя нет матери? Мамы?

Он, кажется, удивился. Еще бы не удивиться! Она перескакивает с одного на другое так же легко, как воробей.

- Мама у меня в голод умерла, - сказал он. - Помнишь такое голодающие Поволжья? В те годы мы там жили. А отец раньше, на Дальнем Востоке, в гражданскую. Он с Лазо вместе воевал. Там и погиб...

По соседству с их блиндажом творилось что-то непонятное. Красноармейцы, человек пять или шесть, с грохотом подкатили пустую бочку с желтыми немецкими надписями, установили ее на кирпичи и стали таскать ведрами воду. Натаскали, разожгли под бочкой костер. И не только под днищем, а вокруг, так что бочка вся вспыхнула, - видимо, из-под горючего она. Слава тоже заинтересовался и, когда красноармейцы уже начали скидывать шинели, полушубки, телогрейки и гимнастерки, спросил:

- Вы что, ребята?

Красноармейцы на минуту смутились, потом заговорили вразнобой:

- Вошей мы тут...

- От вошей житья нет...

- Говорят, сыпняк от них идет...

- Политбеседу среди нас проводили...

- Переморить решили, как фрицев...

- Нам не до сыпняка сейчас...

Слава рассмеялся, сказал в тон:

- Видишь, вошей морят! Не простудитесь, ребята! - бросил он красноармейцам. - Холодно сегодня.

И опять раздалось:

- Это пусть фриц простужается...

- Закаленные авось...

- Фрицу зима наша не годится, а нам бы по такой погоде девицу!

Варя смутилась.

Слава заметил:

- Они шутят, не сердись!

Наступление началось к вечеру после удара наших гаубиц. Била и дальнобойная артиллерия. Батальон вступил в бой вместе с артиллеристами. Сорокапятчики шли в боевых порядках пехоты, с ходу уничтожая огневые точки противника. Немцы бросали в бой отряды автоматчиков, местную охрану, хозяйственные и похоронные команды.

Почти до утра шел бой в поле, потом батальон продвинулся вперед, на окраину города. Другие части обходили город с трех сторон.

Славу она увидела невзначай.

А он:

- Варюша! Я всюду ищу тебя. Ты как?

- Ничего. А ты?

- Как видишь... Я к комбату бегу. Связь у нас испортилась, потери... Говорили: подкрепление...

- Слава, - сказала она, - знаешь что, Слава? - У нее перехватило дыхание. - Сейчас тяжело, ты сам понимаешь. В общем, я хочу сказать тебе, Слава, что если что случится со мной... Если меня ранят или убьют... Ты не думай, я видела это. Я все видела, когда мы раненых выносили... В общем, знай, что я все равно... В общем, люблю тебя, Слава... Хорошо?..

- Знаю! Вот возьмем Юхнов, я тебя на Ворю прокачу. Нам отдых как раз обещали после взятия Юхнова.

На рассвете немцы подтянули резервы.

По цепи наступавших разнеслось:

- Танки! Внимание! Танки!

В этот момент она тоже увидела танки. Один. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Шестой. Шесть черных громадин ползли по белому снегу на их позиции. Славу с его взводом она потеряла - видимо, они залегли.

За танками маячили фигурки. Десятки, нет, пожалуй, сотни фигурок немцев, идущих в атаку.

- Две роты, - определил старший политрук, так и оставшийся с ними после оперативного совещания в штабе батальона. - Не меньше двух рот. Но... Сейчас бог войны сработает!..

И действительно, ударили артиллеристы. И по танкам, и по пехоте. Два танка сразу вспыхнули. Другие замедлили ход. Рассыпалась пехота.

- В атаку, за мной! - Комиссар полка первым выкрикнул это и поднялся во весь рост.

- В атаку! - разнеслось по огромному полю.

- В атаку! - повторяли командиры рот и взводов, командир батальона и политрук.

Она на минуту замешкалась и, кажется, услышала его, Славин, голос: