Иван Багмут - Записки солдата

Раз, когда Маркел Иванович почему-то не пришел на урок и на все три отделения остался один Юхим Мусиевич (классы были смежные, и учитель слышал и видел, что делается в соседней комнате), туда, где сидел Ивась, заглянул его младший братишка Сашко. Это, несомненно, был повод продемонстрировать сверстникам свои права и привилегии. Карабутча не придумал ничего лучшего, чем велеть брату принести напиться, хотя пить ему совсем не хотелось.

Сашко скрылся, а через несколько минут дверь с грохотом отворилась и явилась целая процессия: девочка-нянька с ковшом воды, за нею Сашко, а позади вышагивало самое младшее полуторагодовалое Карабутеня. Класс сперва так и застыл от изумления, а потом дружно загудел. Внезапная перемена звуков, донесшаяся до соседнего класса, привлекла внимание опытного педагога, и не успел Ивась напиться, как вошел отец.

Самый младший отпрыск рода, еще не успевший изучить отца, с радостным личиком шагнул к нему, но Сашко, сообразив, что вышло неладно, схватил братишку за руку и потянул к себе.

— Вон! — крикнул учитель на няньку и малышей так, что те кубарем покатились из класса.

Потом Юхим Мусиевич подошел к нашему герою, с силой крутанул его за ухо и так дернул вверх, что Ивась встал. Так он и вывел сына за ухо из-за парты, довел до красного угла и, все так же управляя с помощью уха, поставил на колени. Не проронив ни слова, Юхим Мусиевич обвел взглядом учеников, застывших на своих местах, и вернулся в соседнюю комнату.

Опозоренный Карабутча, сгорая от стыда, простоял на коленях до конца урока, ропща на отца, который так грубо показал непрочность привилегированного положения сына.

Ивась бывал свидетелем многих бесед отца с крестьянами, приводившими своих детей в школу к Карабуту. В каждой беседе обязательно содержалась просьба: «Бейте хоть моей рукой, только выучите!»

Эти слова Ивась увидел в действии, когда перешел во второе отделение, к отцу.

Юхим Мусиевич, как уже сказано, бил учеников в глубоком убеждении, что, кроме пользы, это ничего не даст. Глупый станет умнее, ленивый — трудолюбивее.

На каждом уроке Юхим Мусиевич обычно давал одну-другую затрещину. В такие дни в классе слышалось ровное тихое гудение сотни учеников. Но бывали уроки, когда в классе стояла мертвая тишина и только и раздавались один за другим громкие хлопки. Ивасю запомнились два таких урока, — может быть, потому, что это происходило в начале учебного года, когда все воспринималось остро, было в новинку.

Юхим Мусиевич вызвал к доске ученика третьего отделения:

— Что было задано на сегодня?

— Моря Российской империи.

— Покажи на карте.

С первым же морем ученику не повезло: он показал Балтийское, а назвал его Каспийским. Юхим Мусиевич в знак несогласия дал мальчугану легкого тычка. Подбодренный таким вниманием, ученик быстро поправился:

— Белое.

Тогда Юхим Мусиевич отвесил ему уже настоящий тумак, потому что если названия Балтийского и Каспийского морей хоть немного похожи и их можно спутать, то смешать Балтийское с Белым мог лишь тот, кто и не брался за урок.

Правильный ответ был получен только после третьего удара, и учитель велел рассказывать дальше.

— Черное море, — проговорил ученик и показал на Белое.

— Вот тебе Черное! — с сердцем крикнул Юхим Мусиевич и влепил ему такую затрещину, что ученик едва устоял на ногах.

Морей в Российской империи было много, но Ивась запомнил все названия за один урок и на всю жизнь. И если у детей нашего времени все эмоции, связанные со словом «море», полны романтики, то у Ивася с этим словом ассоциировались только слезы избитого товарища.

Случилось так, что на другой день был урок отца Антония. Ивась бывал с родителями у него в гостях и привык видеть батюшку, невысокого, смуглого, как цыган, веселым и приветливым хозяином, если не за рюмочкой, то за картами (разумеется, не географическими). Видел он отца Антония и в церкви. Там священник не улыбался и держал в руках не карты и не рюмочку, а крест или кадило. И лицо у него было смиренное, с глазами, возведенными горе́, к богу, нарисованному на потолке церкви.

В классе отец Антоний выглядел совсем не таким, как в церкви и дома. На лице у него была одна строгость.

Он начал с проверки, не позабыли ли ученики за лето выученное в прошлом году. Вызвал самого худшего ученика и предложил ему рассказать, что нарисовано на картинах, которыми увешаны стены класса.

— Что изображено здесь? — показал он на рисунок, где бородатые люди с простынями на плечах толпились у стола, а Иисус Христос стоял с протянутыми руками возле бочки.

Ученик молчал.

— Кто не учит закон божий — не почитает церковь. Так? — спросил отец Антоний.

— Так, — ответил ученик.

— А кто не почитает церковь — не почитает бога. Так?

— Так, — ответил ученик и, как кролик, не моргая, уставился в лицо отцу Антонию.

— А кто не почитает бога, тот грешник. Так?

— Так.

— А грешников карает и бог, и церковь. Так?

— Так.

— Что же изображено на этой картине? — повторил поп свой первый вопрос.

Ученик хлопал глазами, силясь припомнить, что там изображено. Неожиданно законоучитель огрел его такой оплеухой, что по классу пошло эхо. Ивась едва удержался, чтобы не охнуть. Ученики второго отделения, еще не знавшие отца Антония как педагога и улыбавшиеся при виде третьеклассника, который не может ответить на вопрос, теперь сидели с испуганными, напряженными лицами.

— Чудо… — подсказал поп.

— Чудо, — повторил ученик, но что сказать дальше — не знал.

Отец Антоний подождал минуту и ударил еще раз. Мальчик пошатнулся и перевел отупевший от страха взгляд с картины на законоучителя.

— Чудо в Кане… — подсказал педагог.

— Чудо в Кане, — повторил за ним ученик.

— Не знаешь, как дальше? — спросил пастырь и дал новую оплеуху. — Галилейской.

— Галилейской, — как лунатик, повторил ученик.

— Теперь скажи полностью, что изображено на этой картине?

— Чудо в Кане Галилейской.

— Правильно, — похвалил поп и показал на другую литографию, где была нарисована девочка, поднимавшаяся по лестнице в храм.

— Сретение господне, — сказал ученик.

— Вот тебе сретение господне! — рассвирепел наставник и так хватил ученика, что тот весь скорчился. — Отвечай, что изображено?

Боясь не угадать, мальчик молчал. Из глаз у него текли слезы, но он не осмеливался их вытереть и только часто-часто моргал.

— Введение…

— Введение, — повторил ученик.

Отец Антоний выдержал паузу и, поскольку продолжения не последовало, снова ударил.

— Во храм.. — подсказал священник и добавил к словам удар кулаком.

— Во храм пресвятой богородицы, — договорил ученик до конца и тем избавил себя от очередного удара.