Борис Житков - Виктор Вавич (Книга 2)

- Да, да! - вдруг стал Вавич. - Послать, надо послать. Можно там кого-нибудь? - Он тяжело дышал и глядел осторожно на Сеньковского.

- Я говорю: идем! - Сеньковский дернул за рукав, и Виктор вдруг рванул руку назад, отдернул зло.

- Оставь! - и нахмурился, остервенело лицо. - И ладно! И черт со всем! - сказал Виктор, обогнал Сеньковского и первым вошел в дежурную. Барьер был лакированный, и два шикарных портрета царя и царицы так и ударили в глаза со стены. - Как мне пройти к господину приставу? - сказал Виктор громко надзирателю за барьером.

Надзиратель вскочил, подбежал.

- Господин Вавич? - И потом тихо прибавил: - Пристав занимается с арестованным. К помощнику пройдите. Сеньковский здоровался с дежурным через барьер.

- С этим все, - шепотом говорил дежурный Сеньковскому, - с детиной с этим.

- Ну?

- Да молчит, - и тихонько на ухо зашептал, а Сеньковский перегнулся, повис на барьере.

- Только мычит, значит? А не знаешь, пробовал он это, свое-то?

- Вот тогда и замычал.

- Пойдем, пойдем, - оживился Сеньковский, - послушаем. Да не гляди, это парадная тут у нас. - Он тащил Виктора под руку, и Виктор шел по новым комнатам, потом по длинному коридору. - Тише! - и Сеньковский пошел на цыпочках.

У двери направо стоял городовой. Он стоял спиной и весь наклонился, прижался к дверям, ухом к створу. Он осторожно оглянулся на Сеньковского и бережно отшагнул от двери. Сеньковский вопросительно дернул вверх подбородком. Городовой расставил вилкой два пальца и приткнул к глазам. Сеньковский быстро закивал головой, он поманил Виктора пальцем, прижал ухо к двери. Он поднял брови и закусил язык меж зубами. Он подтягивал Вавича к дверям, показывал прижать ухо. Вавич присунулся. Он слышал сначала только сопение. И потом вдруг он услыхал звук и вздрогнул - сорвавшийся, сдавленный, с остервенелой, звериной струной: "Ммгы-ы-а!"

Сеньковский поднял палец.

- Скажешь, скажешь, - услыхал Виктор голос Грачека. - Я подожду. Я-то не устану. Ну а так?

И опять этот звук. Виктор отдернулся от дверей. Сеньковский резко вскинул палец и высунул больше язык. Виктор отшагнул от двери. Повертел головой. И осторожно отступил шаг по коридору. Он снял и стал оглаживать рукавом фуражку. Сеньковский быстро шагнул к нему на цыпочках.

- Дурак! Он же там глаза ему давит, - зашептал Сеньковский. - Не выдержит, увидишь, заорет быком! - и Сеньковский метнулся к двери. Место Виктора уж снова занял городовой.

Виктор тихонько шаг за шагом шел вдоль коридора с фуражкой в руке. Виктор завернул уж за угол и вдруг услыхал рев, будто рев не помещался в горле и рвал его в кровавые клочья, и Виктора толкнуло в спину. Он быстро пошел прямо, прямо, и вот белая дверь с воздушным блоком, и все будто тянется еще звук и через дверь, и Виктор глубоко дышал - подходил к дежурной. Какая-то дама сидела на клеенчатом диване, плачет, что ли, и толкутся у барьера какие-то, и лысенький городовой с медалью на мундире, а сверху большие, в широком золоте, над всеми - государь в красном гусарском, со шнурками, милостиво улыбается, и в белом, как невеста, государыня. И ждут все так прилично. Один только ключиком по барьеру позволяет себе - все оглядывают Виктора, и Виктор скорей, все дальше, дальше, за народ, за барьер - и вон кучка - дежурный там и еще один здешний и еще в пальто, в чиновничьей фуражке. Оглянулся на Виктора, - да-да, из канцелярии губернатора, - и опять что-то шепчут. Не соваться же? А чиновник стукал пальцем по какой-то бумажке. И вдруг дежурный поймал глазами Викторов взгляд и пригласительно мотнул головой. Виктор шаркнул, чиновник мотнул головой и все пальцем по бумажке:

- ...факт, факт! И до завтра ни гу-гу, - он оглянулся на публику за барьером. - Вот посмотрим, посмотрим, - он улыбался, щурился. И все держал палец на бумажке. На нее кивал Виктору дежурный, и Виктор не мог прочесть из-за пальца... "в форменном платье на улицах... и не выставлять наружных постов до... участковым... ко мне для распоряжений..."

- Прочел? - громко спросил дежурный.

- Пожалуйста! - чиновник обернулся, подал бумажку Вавичу.

На бумажке в разрядку было напечатано на машинке:

"Завтра, 18 октября, с утра в форменном платье не появляться и не выставлять наружных постов до моего распоряжения. Нижних чинов полиции держать в помещении участков. Всем участковым приставам явиться ко мне сегодня к 11 ч. ночи для распоряжений. Всех арестованных и задержанных при полицейских участках освободить в три часа ночи". И подписано полицмейстером.

Вавич еще раз прочел, каждое слово прочел, потом прошептал вслух еще раз:

- И... блатных?

- Тс! - чиновник приставил палец к носу. - Не поняли? - и вдруг резво наклонился к уху, загородил ручкой: - Швобода! - подмигнул всем и засеменил к выходу.

Дежурный подбежал к барьеру.

- Простите, господа! Да я ж вам объяснял: ночные пропуска ни врачам, ни кому другому - не мы, не мы! Выдается комендантом города... Успокоится брожение - пожалуйста...

Виктор остался с незнакомым надзирателем - солдатское лицо и в оспе весь, и глазки, как два таракана, шмыгали в щелках глаз.

- Что это? - Виктор осторожно приподнял бумажку. Надзиратель дернул плечом, стоял боком, глядел в пол.

- Ну да, не знаете будто. Вы-то.

- А что он тут говорил? - Виктор кивнул на двери, куда вышел чиновник.

Надзиратель скосил глазки на Виктора.

- А говорил: молчать надо, - ровным голосом, глухим, сказал в пол надзиратель и опять глянул на Виктора. Виктор пошел в дежурную.

- Кого, кого? - пригнул ухо дежурный. - Нет, помощник пристава уехал, опоздали... Завтра? Какое там завтра? - Оттопырил нижнюю губу, поднял брови. - Виноват! - обратился он к публике.

Виктор вышел за барьер.

- А то пройдите направо, - кричал вдогонку дежурный и отмахивал вправо рукой, где была низкая дверь, - там, может, спросите.

Виктор открыл дверь. Маленькая комнатушка без мебели, с затоптанным полом и дверь напротив с пружинным блоком. Отдернулась с визгом, и Виктор очутился на каменной лестнице с железными жидкими перилами и сразу услыхал снизу ругань и знакомое пыхтение. Виктор глянул через перила - два городовых пихали вверх человека.

- Руки! Руки! Чего руки крутите, сволочи! Я ж иду, сам же иду, дьяволы-ы! - кричал человек.

Он рвался и мотал, отбивался головой без шапки. Городовые крутили руки и молча пихали вперед. Один взглянул наверх, увидал Вавича - красный, запыхавшийся, со злобой, с укоризной глянул. И Вавич вдруг сбежал вниз и что было силы вцепился в волоса, в лохмы в самые, ух, накрутил и потянул вверх, как мешок, и все сильней до скрипу сдавливал зубы и вертел в пальцах волосы. Вавич спиной открыл дверь, куда кивали городовые. Каменный коридор и лампочки сверху. Виктор пустил волосы. Человек все еще охал одной сумасшедшей нотой, и в ответ гомон, гам поднялся во всем коридоре, воем завертелся весь коридор, и вот бить стали в двери, и тычут лица у решеток глазков. По коридору бежал городовой, махал ключами, не слышно было, что кричал. Он протолкался мимо Виктора, побежал к выходу. Виктор бросился за ним, но он уж топал вниз по лестнице. Он быстро шел через двор, махал пожарному, что стоял у открытых ворот сарая.