Александр Бондаренко - Юные герои Отечества

– Молодость не мешает быть храбрым, – на прекрасном французском языке ответил русский офицер.

– Хороший ответ, молодой человек. Вы далеко пойдете, – одобрительно сказал Наполеон.

Император был прав – уже через девять лет, в 1814 году, за взятие французского города Суассона граф Павел Сухтелен получил генеральские эполеты. Месяц спустя, 19 марта, Русская армия вошла в Париж – столицу Франции.

Когда Николенька вырос, его стали называть Николай Николаевич Младший, потому как Николаем Николаевичем Старшим был его отец – генерал от кавалерии Раевский, прославленный герой турецких войн, Отечественной войны 1812 года и многих других боевых кампаний. Как и большинство дворянских детей, он с самого раннего детства был записан в полк и считался находящимся «в отпуску для обучения наукам». Так, ни дня не прослужив в строю, к началу Отечественной войны Николенька уже был прапорщиком – это младший офицерский чин – Орловского пехотного полка, входившего в состав 7-го пехотного корпуса, которым командовал его отец. Между тем юному офицеру было всего только десять лет, потому как родился он осенью 1801 года.

Когда весной 1812 года Русская армия стала сосредотачиваться у западных границ империи, Николай Николаевич Старший отправился в город Вильно, взяв с собой Николеньку и Александра, старшего своего сына, тоже офицера – 16-ти лет от роду.

«Мы долго молча отступали…» – писал Михаил Юрьевич Лермонтов про начало Отечественной войны, но был не совсем прав. Русская армия отходила с боями, задерживая наступающие войска Наполеона и нанося им чувствительные потери. 11 июля произошел бой у деревни Салтановка, где полки 7-го корпуса остановили атаку авангарда маршала Даву. Ключом к позиции стала плотина, перегородившая текущий по дну оврага ручей. Она несколько раз переходила из рук в руки, но дальше плотины французы пройти не могли.

И вот, в самый трудный момент боя, когда, казалось, еще усилие – и противник сумеет прорвать порядки Смоленского пехотного полка, генерал Раевский вышел перед рядами его батальонов, осыпаемых пулями и картечью, окутанных пороховым дымом.

– Вперед, ребята! – сказал Николай Николаевич. – Я и мои сыновья покажем вам путь!

«Ребятами» командиры называли своих солдат, когда к ним обращались. Один солдат – братец, несколько – ребята. Была такая традиция.

На мгновение солдаты замерли. Они увидели, что рядом с генералом стоит его 16-летний сын Александр, а младшего, 10-летнего Николая, Раевский держит левой рукой за руку, в правой сжимая шпагу. Мальчишки-офицеры были спокойны – кажется, им передалось мужество отца.

«Ура!» – заревели смоленцы и, склонив штыки, устремились на врага.

Раевский и его сыновья также шли вперед. По пути Александр подхватил и понес батальонное знамя, которое уронил убитый знаменщик. Французы не выдержали дружного штыкового удара и отступили. Наступление врага было остановлено.

Этот эпизод стал одним из самых ярких в истории Отечественной войны. Его не раз описывали в своих стихах поэты, художники изображали на картинах. Правда, генерал Николай Николаевич Раевский-старший говорил потом, что все это придумано, что в том бою из-за тесноты мало кто смог бы увидеть его сыновей. Однако никто ему не верил – все знали, что этого славного генерала отличала не только блистательная храбрость, но и удивительная скромность. Но как бы там ни было, за этот бой Николенька был произведен в следующий чин – подпоручика, ему тогда уже исполнилось 11 лет.

Всю войну, с 1812 по 1814 год, сыновья сопровождали своего знаменитого отца, участвовали во многих сражениях. За отличие в сражении при взятии Парижа младший сын генерала был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом – почетнейшей боевой наградой.

По-разному сложились потом судьбы сыновей генерала Раевского. Старший, Александр, быстро дослужившись до чина полковника, вышел в отставку. А младший, Николай, всю свою недолгую жизнь посвятил военной службе. Он воевал на Кавказе, усмиряя мятежные племена, был награжден многими орденами, получил чин генерал-лейтенанта и умер в 42 года.

Стояла поздняя осень памятного для России 1812 года. Совсем недавно по русским землям дважды прошли многотысячные войска Великой армии императора Наполеона. Этот венценосный полководец некогда заявил: «Война сама себя кормит», – и армия его, подобно полчищам саранчи, поедала и уничтожала все на своем пути.

Общая участь постигла и большое село Аксиньино, что было в Рославльском уезде Смоленской губернии. Впрочем, большим оно являлось раньше, а теперь осталось от него десятка полтора хат, да и те такие, что смотреть жалко: солому с крыш отступающий неприятель скормил своим голодным лошадям, все двери и ворота были сорваны и, равно как и плетни и заборы, сожжены в кострах. Поодаль сиротливо стояла церковь, в которой также похозяйничали французы – все дома, которые были вокруг, сгорели.

Народу в селе, конечно, тоже поубавилось. Из мужиков кто-то ушел в ополчение, кто-то подался в партизаны. В то время пока французы тут проходили, бабы, старики да ребятишки, от греха и опасности подальше, спасались по окрестным селам да лесам, но все равно тогда от голода и болезней немало народу полегло, а некоторых и враги поубивали.

Однако когда французы прошли обратной дорогой, спеша убраться из России восвояси, жизнь в Аксиньино стала помаленьку налаживаться, сельчане возвращались на родное пепелище. Строиться заново народ пока еще не начал, так что в избах размещалось по две-три семьи, в жилые помещения превращали сараи, овины и прочие уцелевшие постройки.

В один из дней ребятишек из села послали в лес нарубить хворосту. Это раньше можно было в одиночку по дрова ходить, а теперь – только гуртом, потому как мало ли кого в лесу встретишь. Хотя была еще осень, но снег уже лежал, так что ребята – им было от двенадцати до четырнадцати лет, и только Корнею, самому старшему, пятнадцать – взяли салазки, вооружились топорами и отправились за околицу. Разговор, конечно, был о французах: рассказывали, что некоторые из них еще бродили по лесам… Конечно, как часто бывает, ребята хвастали напропалую, живописуя друг другу свои грядущие подвиги.

– Да я, когда этого самого француза встречу, – рассуждал самый младший, Ермошка, – сразу подскочу, и его штыком – раз! А что, я умею! Помните, когда тут наши проходили, мне солдат показывал, как штыком колоть надо. И я его, француза этого, тогда вот так штыком – раз!

– А у тебя штык-то есть? – спросил Корней, и все ребята засмеялись, потому как никакого штыка у Ермошки отродясь не бывало.