Татьяна Соколова - Лекарство от амнезии

Я вырвалась и продолжала трястись. Она не понимает, что происходит. Она не видела того, что видела я. На моих глазах они только что убили папу.

– Идем. Эти люди отвезут вас домой.

О чем она? Эти бандиты? Какое отношение они имеют к дому? Какое бы не имели, я не сдвинусь с места и никуда не поеду. Наш дом здесь. Кто-то запутал бабушку, и мне нужно срочно объяснить ей, что происходит. Но как?

Бабушка вывела нас с сестрой на веранду, и я была рада. Там она могла увидеть все сама через большое стекло в двери. Тогда она, наконец, сделает что-то, чтобы спасти отца и спрячет нас с сестрой от убийц.

Я потянула сестру за рукав. Надо спрятаться здесь, показывала я на стол с длинной скатертью, но она смотрела на меня как на сумасшедшую, и продолжала стоять с бабушкой у самой двери. Я отшатнулась.

Все пространство стекла заполнила чернота. Квадратное лицо смотрело с угрозой, и я радовалась тому, что нас защищает дверной замок. Я спряталась под столом и молила сестру пойти ко мне, но она упрямо и смело стояла прямо перед бандитом. Сейчас он выломает дверь. Я замотала головой в попытке воспротивиться. Крик «нет» так и не сорвался с моих губ. Бабушка открыла дверь и отдала сестру бандитам.

– Все хорошо, милая. Этот дядя отвезет тебя к маме.

Карина понимающе кивнула, а я отказывалась понимать. На моих глазах убийца отца взял Карину на руки, и она обняла его за шею, как обнимала папу, когда он нес нас одновременно, по одной на каждой руке.

– Где вторая?

Я попятилась назад, в самое темное место под столом и больно стукнулась о столешницу. Бабушка выловила мою руку и дернула на свет.

– Дорогая, не надо бояться. Эти люди не сделают тебе ничего плохого.

«После того, как они сбили папу?»

– Мама ждет дома. Она вас очень любит

Я только отрицательно мотала головой и тряслась, будто провела несколько часов на сильном морозе. Когда меня пытались ухватить, щипалась и царапалась. Толстокожего громилу не трогали мои попытки, но они мешали ему выполнять задачу и очень раздражали, поэтому он меня встряхнул, а потом небрежно подхватил за пояс и прижал к середине бедра. Но даже тогда я не переставала колотить кулаками, и Карине пришлось спуститься на землю и идти самостоятельно. Стальные клещи обхватили мои тонкие запястья и обездвижили.

– Спасибо, – черная рука протянула письмо в конверте.

Я гадала, что в нем? Может, объяснение, почему это происходит? Извинение?

– Это дело принципа – дети должны жить с мамой, – бабушка попыталась вежливо отказаться от предложенного конверта, но бугай покачал головой.

– Велено.

Перед глазами затряслись деревянные ступеньки, серая, расчищенная от снега дорога, шапки снега на клумбах и грядках Меня понесли к машине. Я не верила, что нас повезут к маме. Эти бандиты не могут быть ее друзьями. Я видела, как в фильмах такие же машины и похожие люди похищают детей и готовилась к худшему.

Красные отблески габаритов окрасили снежного ангела. Он не смог защитить папу, чья рука, странно скрюченная, торчала в снегу. Карина прижималась к черной брючине и отказывалась смотреть на валяющиеся, как трупы, тела папы и деда. Мои зубы, озлобленные и напуганные, стучали с такой силой, что когда в их близи оказалась черная плоть, уцепились за нее и сжались. Меня саданули той самой надкусанной ногой, и подтянули к зловещей угрюмой физианомии.

– Будешь вести себя спокойно – никто не пострадает.

Этим людям не было веры. Я собственными глазами видела, как черный гроб толкнул отца в могилу. И я думала, как хорошо, что наша снежная баба без глаз. Она не может видеть того, что вижу я.

Нас усадили в черную, как смерть, громадину на колесах, в салоне было душно, но я чувствовала ледяной холод улицы. Шатающийся отец с трудом поднялся на ноги и встал перед машиной. Он был жив. Я тронула плечо Карины и показала на папу, но она не шевельнулась. Я хотела заколотить по стеклу, закричать «папа, я здесь!», но вспомнила слова убийц. Если я буду вести себя тихо, никого не тронут. Чтобы папу оставили в живых, я должна молчать. И я не издала больше ни звука, не сдвинулась с места.

***

– Привет, – из машины выскочила Катя, дочка папиного брата, моя двоюродная сестра.

Смотрю на нее удивленно. «Никто не сказал, что ты приедешь».

– Хотели сделать сюрприз.

«Сделали».

Она смеется, и я потихоньку оттаиваю. Это не то, что я подумала. Никто за мной не приедет. Это просто Катя. Точнее нет. Не просто. Это моя любимая Катя. Как я рада ее видеть. Подхватываю на руки и кручу, как делали это наши родители, когда мы были маленькими.

– Сумасшедшая. Поставь меня на землю. Я же тяжелая.

Совсем не тяжелая, когда радость помогает. Тяну ее за руку «пошли», и тащу в дом, позабыв про Вику, с которой планировала устроить снежный бой. Ничего. Она там со взрослыми пусть разбирается, а мы с Катей спрячемся в нашей комнатке наверху, чтобы пошушукаться.

– Дай мне хотя бы со всеми поздороваться, – упирается Катя, – Накорми, напои, а потом расспрашивай.

Даже Баба-Яга Ивана Царевича сначала угощала, а потом допытывала. Придется выдержать очередную серию пирожков.

Рукопожатия, объятия и поцелуи. Бабушке вручают огромный букет, который смотрится фантастически посреди гигантских снежных гор – сугробов. Душистое напоминание весны.

– Я поставлю разогреваться жаркое и сделаю салат, – предлагает Вика, но бабушка только машет на нее рукой:

– Иди.

С обеих сторон бабулю обнимают дядя Артем и Альбина. Шуршит упаковкой букет, и бабушка торопится отнести его в тепло, пока цветы не превратились в лед. Я тоже получаю свою коробку с подарком, и чувствую восторг. Не могу понять, нравится мне новая жена дяди Артема или нет? Так сложно судить о человеке по праздничным обедам. Букеты и свертки застилают глаза.

Папа и дядя Артем выходят на крыльцо, поговорить о своем, «мужском». «О девичьем» болтают Альбина и бабуля, сидя в уголке в мягких креслах. Ложка ворошит овощи в тарелке – скоро будет готов салат, жаркое на плите принимается булькать.

Мне немного обидно за Вику, которая совсем одна. У всех есть собеседники, а у нее чашка чая и стул – вот и вся компания. Но грустить не дает веселый колокольчик Катюшкиного смеха. Дед пытает сестру едой и вопросами, а я сижу, обнимаю ее руку и слушаю про отметки, про успехи – сухой выдержанный доклад, интересный одним взрослым. Все самое важное Катя прибережет для того момента, когда мы останемся одни, будем лежать в кроватях и перешептываться.

***

Смотрю на деревянный потолок. На нем бегают тени, и я переворачиваюсь на живот, чтобы их не видеть. Мне достаточно теней прошлого.