Татьяна Соколова - Инопланетянка

© Татьяна Соколова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Банка с алой краской. В руках кисть. Я вывожу на асфальте крупные яркие буквы. Такие, что их сложно будет не заметить, выглянув с балкона, сложно будет пропустить, отправившись в магазин. Признание на асфальте – очень удобный способ рассказать о своих чувствах. Никому не мешает, а все равно, что огромный праздничный плакат, кричит о том, что чувствуешь. Мне четырнадцать – время первой любви и первых признаний. Любовь перевернула всю мою жизнь, из тени превратила в человека.

Вывожу красные буквы, старательно, аккуратно. Вспоминаю обычный день, когда все изменилось.

Утро крадется в окно с прохладным воздухом из форточки. Пташки трудятся и помогают будильнику выполнять его работу. Я разлепила глаза, будто только того и ждала, когда будильник наконец сообщит «пора».

Прошлепала к шкафу и посмотрела в большое зеркало. Лицо и руки цвета ржаного хлеба. Последние несколько дней солнце ни на минуту не оставляло меня без внимания. Одноклассники на майские праздники разъехались по курортам, а мне было совсем не до лежания на шезлонге. Тело ныло, мышцы болели – отходили после выходных на даче. Даже в солярий ходить не надо. Самый лучший способ загореть – многочасовая работа на свежем воздухе.

Было раннее утро или поздняя ночь. Четыре часа утра. Спали все, кроме нас и комаров. Роса оседала на спортивных штанах мокрыми пятнами. На головах шляпы с сетками, в которых обычно смотрят пчелиные ульи. Но бояться в четыре утра стоит не пчел. Темное время суток – время охоты комаров, прямо как у вампиров.

Все еще слышу, как они жужжат и кружатся вокруг, пытаются найти голый участок тела и впиться в него, оставляя гигантский волдырь. В деревне комары какие-то особенно кровожадные. От их укусов кожа распухает, а если почесать остаются глубокие шрамы. Один кровопийца пробрался прямо под пчелиную сетку, уселся на лицо и вцепился в щеку. Ни о чем не могу думать, пока не пришлепну. Бабушка ворчит, требует не останавливаться. Скоро солнце проснется, комаров не убавится, а жалить будут еще и огненные лучи.

Работать в жару очень тяжело. Пот льется, голова раскалывается, все мысли о купании, но какой тут, когда такой огромный огород. Не до отдыха. Отдыхать будем во время обеда и сна.

Раньше очень хотелось играть в игрушки. Тогда-то я и придумала игры с обычными предметами, которые оживали в моих руках, как в сказке. С фантазиями работа казалось не такой трудной.

Пока другие ковырялись в песке совками, мы наполняли лопатами большие металлические ведра с песком и таскали. Помогали перестраивать старый деревенский дом. Таскали песок, гальку, кирпичи. Кладешь в ведро три штуки и несешь. Ручки слишком маленькие и не могут удержать сразу много, вот и используешь ведро, как носилки.

Во дворе бочка с цементом. Чем не аттракцион для скалолазания? Только подставок для ног нет – гладкая поверхность. Подпрыгнешь, зацепишься за край люка и подтягиваешься на руках. Заползаешь змеей внутрь и зачерпываешь полное ведро. В ноздрях образуется клейкий цементный раствор, хоть сразу бери и клади фундамент.

В жару лучшее спасение – полив растений. Главное не перестараться и не залить улей. Веселье до поздней ночи – спасаешься от преследования острых жал. Одно вонзилось мне между глаз, лицо так опухло, что было трудно узнать – я стала похожа на осу.

Маленькая, сгорбленная бабушка в половину меня ростом, а энергии, как у паровозика, пыхтит, но с пути не сворачивает, знай, делает свое дело, пашет сразу две грядки.

– Ай! Кусают! – кричит она, хотя закаленная от комаров.

Всю жизнь живет в деревне, кожа грубая, пересушенная на солнце, обветренная, потрескавшаяся от земли и воды, но и она чувствует, кровожадных певцов у своего уха, ощущает, как их носы проникают под кожу. И вот она уже танцует на грядке, вместо того, чтобы копать. Так странно видеть бабушку танцующей, она никогда этого не делает, потому что ей некогда.

Свои восемьдесят она прожила в вечных заботах о добывании хлеба. Жила как все живут в деревне, бедно, но честно, трудясь и не жалуясь. Она никогда нигде не была, не ездила на море, не купалась в реке, не каталась на велосипеде, не летала на самолете, никогда у нее не было выходных. И она ждет от других того же.

Я знаю, что сегодня будет длинный день, и мы не уйдем с огорода до тех пор, пока не опустится солнце и не станет совсем темно.

Некогда крутиться перед зеркалом и рассматривать загар, пора приниматься за работу, как учила бабушка, без труда и отдыха, пока не сядет солнце.

Я горжусь тем, что сама зарабатываю на кино, пирожные, а не клянчу у родителей, но все равно не могу заставить себя не стесняться того, что делаю. Не хочу чтобы кто-то узнал, чем я занимаюсь по утрам и вечерам, когда одноклассники, развалившись на диванах, щелкают пультом от телевизора. Четырнадцать – тот возраст, когда все норовят обидеть, и так легко на кого-то обидеться.

Я старательно избегаю попадаться на глаза даже охранникам и выбираю такое время, когда в школе никого нет. Как-то стыдно работать уборщицей. Стыдно потому, что никто не захочет дружить с «поломойкой» или пригласить ее в кино. Я живу в реальном мире, а не в сказке. И знаю, что чудес не бывает. Платье на выпускной не появляется из волшебной палочки, его ночами, вместо сладкого сна, шьет мама. А принц даже в сказке любил красавицу, а не замарашку, улучшенную копию Золушки, над которой долго работала парикмахер и стилист фея. Все предпочитают ухоженных, накрашенных и напудренных, с чудесным макияжем и длинными ногтями принцесс.

Я посмотрела на свои мозолистые, все в ссадинах руки, короткие обрубки вместо ногтей. Разве кто-то захочет поцеловать такую руку? Прислонила ведро и швабру к стене у туалета, натянула длинные, по локоть, ярко желтые перчатки, и обратилась к швабре, обнимая ее за место, которое в моем воображении было талией.

– Месье, не хотите ли потанцевать? – смеюсь над собой и разговариваю с предметами. Мне нравится представлять, что они мне отвечают. Они никогда не обидят и не ударят и всегда делают то, о чем я их мысленно прошу.

– Нет? Ну, как хотите, – я поставила швабру в угол, как наказанную, а сама обняла рукой ведро, полного металлического кавалера – коротышку, – А как вам мои новые бальные перчатки? Правда, они чудесные? Вам нравятся? Конечно, я с удовольствием потанцую с Вами.

Я сделала несколько поворотов на одном месте и посмотрела на пятна голубой краски на ведре, похожие на два глаза.

– У такой нестандартной девушки может быть только такой нестандартный кавалер, – я печально улыбнулась голубоглазому принцу Ведро, и сообщила, – Пора вам набрать воды и немного освежиться, – вместе со своими помощниками отправилась в туалет. Люблю начинать с самого неприятного.