Талина Март - День накануне Ивана Купалы. Книга первая

На деда и его груз обратили внимание все, но промолчали, лишь сидящие через проход парни не утерпели:

– Ты чё, дед, змеюку везёшь? – спросил один, лопоухий, сквозь загар которого проступали частые веснушки.

Второй парень, бритоголовый и не менее загорелый, перевалясь через друга, добавил:

– Иль ядрёну бонбу.

Дед промолчал, а дружки стали накручивать, кто во что горазд:

– Мы вот тронемся, а она вылезет!

– И как рванет!

– И всех нас того…

– Испачкает…

– И сожрёт.

– А меня есть нельзя – я к невесте еду.

Стасику стало неуютно от таких намёков, потому что в узле – он чувствовал – сидело что-то живое. Но дед, прикрыв глаза морщинистыми веками, был невозмутим.

Заинтересовавшись, непоседа-мальчишка сунул половинку мордашки меж спинок, поводил шкодливым глазом и объявился всей физией наверху.

Парни заговорили снова:

– Ты, дед, это – бросай темнить. Вишь, народ интересуется.

«Народ» натужно сопел курносым носом. Хитрый дед посмотрел, прищурясь, на Стасика, на мальчишку, но молчал – тянул паузу.

В автобусе было душно. Хоть все окна и люки было открыты, свежего воздуха не хватало. И тут Стаська почувствовал, что от деда пахнет чем-то вкусным – то ли конфетами, то ли мороженым.

Шумные парни вылезли со своих кресел и стали, гогоча, требовать от деда показать им свой груз. От ребят неприятно пахнуло винно-сигаретным духом. Наверно, поэтому дед заговорил сердито:

– Колоброды! Счас позову контролёра, он вам покажет. К невесте он едет! Да путная девка с тобой шага не пройдёт. Не дышите на меня – пчёлы здесь, они таких запахов не любят».

– Пчёлы! – толстый мальчишка скрылся за спинками.

«Вот чем пахло от деда, – понял Стас. – Мёдом. Но пчёлы! А если вылезет хоть одна?!»

А бритоголовый уже говорил примирительно:

– Ладно, дед. Шутканули мы. Ты, значит, рой везёшь. Славное дело. У меня отцов крёстный до сорока ульев держал. Большой любитель был.

Дружок его, веснушчатый и ушастенький, не унимался:

– Слушай, отец, я вот ни в жисть рой не видел, ни разу. Покажи, а?! В чём они у тебя?

Он коснулся узла кончиками пальцев.

– Ишь, плетушка.

Но дед сердился:

– Не дышите, шалопуты.

Тут появилась приземистая, как бочка на ножках, контролёрша с нудным голосом человека, которому приходится много говорить. Она отчитала кого-то за багаж, испытующе глянула на Стаса – один едешь? – и пригрозила парням, что если они будут приносить и распивать, то она их высадит и оштрафует. Для убедительности женщина потыкала пальцем в затёртую повязку на руке и прервала вопли парней, что, мы вас охраняли, мы ночей не спали.

– Дембеля, тоже мне! Закон един – хоть генерал едет.

Парни, похоже, сами были не рады и полезли на места, ворча себе под нос.

Контролёрша же, наведя порядок, пожелала всем счастливого пути и вышла. Автобус тронулся.

Все вздохнули с облегчением – в раскрытые окна и люки стал поступать свежий воздух. Стас совсем не помнил этого города. Он с интересом смотрел, как проплывают мимо дома: то городские высокие, то частные – утопающие в садах-огородах. И вдруг вздрогнул от резкого крика сидевшего впереди мальчишки. Тот, увидав что-то за окном, кинулся к бабушке.

– Дик о й! Совсем дик о й, – сказала она трубно. – Да каштан это. Отцвёл уже. Дерево такое, цветы у него.

Дед-пчеловод, заинтересовавшись, наклонился вперёд.

– Я ж говорю – дик о й! Напугал как, – отвечала женщина. – Ходит только по асфальту. На травку хотела поставить, он ноги поджимает. Всякой зелени боится. Вон, каштана испугался.

И обратилась к внуку, который барахтался, упрятав ей в живот голову: «Проехали уж».

Красавец-каштан с разлапистыми листьями и увядшими цветами-свечками остался позади.

– Горожане, – старичок-пасечник, не отнимая от узла-глобуса чутких пальцев, покивал с пониманием блестящей головой.

А Стасик подумал: «глупыш», а потом и сам не заметил, как заснул.

Проснулся он от движения вокруг. Приехали. Теперь ему предстояло самое важное, о чём он ни разу не заикнулся родителям. Ведь как не старался, он не мог вспомнить тётю Валю. Точнее, он её совсем не помнил, а когда пытался, то перед глазами вставало голубое небо, а на его фоне кто-то высокий, шумный и яркий. Но, крепко надеясь на «авось», Стасик взял рюкзак и, блымая глазами, пошёл к выходу. И верно: спустившись со ступенек, он тут же увидел не такою уж высокую (два года прошло – многое изменилось), ладную женщину в цветастом платье и цветастой косынке.

– Ты Стасик? – спросила женщина.

– Я – кивнул он, давя зевоту и чувствуя, как полуденное солнце начинает припекать голову.

– Вот и славно! А то я боялась, что не призн а ю тебя. Пойдем! Нам на рейсовый.

Женщина махнула рукой на другой конец накалённой, как сковорода, площади, заполненной пыльными «Икарусами» и ярко, по-летнему, одетыми людьми.

Стасик послушался и пошел рядом, хотя он не был уверен в подлинности тёти Вали.

Они шли вдоль торгового ряда, где продавали всякие вкусности. Здесь предлагались семечки, сахарная вата, варёные креветки, жареные бычки, вяленая рыба, пирожки величиной с отцовскую ладонь, черешня – но не в пакетиках, а накрученная хвостиками на палочки, – скатанная в большие шары воздушная кукуруза. И снова семечки: тыквенные, подсолнечные, блестящие, мелкие, крупные, чёрные, толстые, продолговатые, белые, полосатые. Вся площадь перед рядом была усеяна шелухой и черешневыми косточками. Напротив одной из торговок предполагаемая тётя Валя остановилась и сказала скороговоркой:

– Ну, всё, товарка, встретила я свой груз, будет с кем Митьк у моему собак по куширям гонять, – и сделала движение, увидев которое, Стас понял: встретила его именно тётя Валя.

Женщина взяла правой рукой стоявшую на прилавке сумку, а левой потянула кончик косынки, чтоб затянуть узелок. Другой же кончик тётя Валя, продолжая говорить, ловко ухватила губами и, поведя головой, отвела вправо.

Это умение тёти Вали делать сразу несколько дел ещё два года назад заметила мама.

Знакомая торговка, сокрушаясь, смотрела на Стасика:

– Жалость одна – как молоко снятое, – она сыпанула в кулёк семечек – не стаканчиком отмерила, а черпанула горсть-другую так, что семечки, посыпались на обе стороны, и протянула фунтик Стасу. – Слышь, Валентин, ты следи, чтоб он шапчонку каку носил. А то солнечный удар получит, а тебе ответственность.

– Ничего, пробьёмся. Давай, подруга, торгуй, – тётя Валя погладила по нагретой макушке Стаса и повела к остановке.

Народ, предчувствующий отдых, был настроен весело и подъехавший транспорт брал штурмом. Но тётя Валя, привыкшая к таким посадкам, не растерялась: ухватила Стаса с боков и направила прямо в раскрытые двери. Толпа подтолкнула, и он ворвался в салон одним из первых, занял одиночное место у окна и уступил его подоспевшей хозяйке.