Талина Март - День накануне Ивана Купалы. Книга первая

– Всё равно интересно. Неизведанная земля.

Димка вздохнул:

– Мне профессор обещал, что катамаран на базе возьмёт, так эта Савельевна прицепилась, просится…

Помолчали. Потом Димка добавил:

– Да тут и так много хороших мест. Вот закончится эта катавасия…

– Какая? – не понял Стас.

– Да с Филиппком с этим, – Димка сплюнул и посыпал плевок сухим ракушечником из кулака. – Вот чё они детей рожают? Будет таким же вредным, как Динка.

Стаська не нашёл что ответить. Надо было идти домой, но лень было двигаться.

Димка поднялся:

– Смотри, Колька с ребятами, и мячик у них.

Трое ребят – старший, средний и младший, – подталкивая донельзя убитый мяч, шли по пляжу. Сразу было видно, что это братья – так они были похожи и фигурами, и одинаковыми, словно квадратными, головами.

– Димка! – замахал руками средний. – Мы тебя вчера искали. Где был?

– А, – кисло прозвучало в ответ, – с отдыхающим на рыбалку ездил.

– Ну и как?

– А, – подвёл итог Дима.

– А мы вот мяч достали, попинаем? – предложил старший.

– Пошли, Стась?

Стас пересилил истому и встал. Для равновесия сил взяли в команду младшего из братьев – Василия, – но просчитались. Димка вратарём-моталой приносил пользы больше, чем этот «засланец», который всё одно играл за своих. Он мешался, отдавал пасы братьям, а самое обидное – что есть дури пнул Стаса по ноге. Стаська чуть не взвыл. Потому и случилась ссора. Старшие квадратноголовые братья не признавали обвинений, а младший за их спинами ковырял пальцами ноги травяной кустик да помалкивал. Димка же, возмущённый и вспотевший, орал, доказывал право на штрафной.

И тут сквозь шум Стас услышал, что его зовут. За забором из металлической сетки стояла, помахивая сумочкой, Нелли Савельевна. Сегодня в её наряде преобладали голубые тона.

– Стасик! – позвала Нелли Савельевна ещё раз.

Стаська подошёл, прихрамывая.

– Скажи Диме – дома целый лазарет, – сказала Нелли Савельевна так, будто Димка всех заразил и ушёл. – Профессор лежит и ничего не хочет. И Рыся тоже лежит, а Диночка над ней плачет.

Сказала и пошла себе в сторону моря.

– Чё она? – послышался сзади надорванный голос.

Стас оглянулся и испугался разгорячено-грязного Димкиного вида.

– Заболели, говорит, все – и профессор, и Рыся.

– А я думал, она тебе про свой нос рассказывает.

– Чего? – не понял Стасик.

– Та-а, потом. Давай домой. Со страмцами играть – себя не уважать, – и, подхватив барахлишко, Дима, не оглянувшись на вопли братцев, двинулся к ближней дырке в заборе.

По мере приближения к дому шаг его ускорялся. Боль в ноге у Стаса прошла, но было тяжело идти по пыльным, горячим улочкам.

Казимир Степанович сидел посреди двора, в тени ореха, на низкой, не по росту, табуретке. Сейчас, сложившись, он был похож на большого красного кузнечика. Положив подбородок на колени и обняв их руками, профессор пристально смотрел на Рысю, что лежала напротив.

Не ожидая ничего хорошего, мальчики подошли ближе. Кошке было плохо. Лёжа на боку, она, не поднимая головы, тяжело дышала распухшим, как мохнатый мяч, животом.

Профессор поднял палец – тихо, мол. Но Димка спросил, словно ничего не понял:

– Как вы себя чувствуете, Казимир Степанович?

Тот зашептал, как придавленный:

– Я? Да ничего, облезаю. А вот зверушке вашей – худо.

Рыська выбрала для болезни самое приятное место во дворе. Здесь, в тени большого ореха, вблизи колонки, всегда было прохладно. Но выглядел зверёк ужасно. Рядом с круглым, готовым лопнуть, животиком лапы, хвостик и голова её казались совсем несчастными.

– Ничего не худо – ответил Дима – а очень даже хорошо. Нажралась, вот и лежит, переваривает.

Вынырнув из-за локтя профессора, вся в пятнах от слёз, Диночка зашептала с укоризною:

– Безжалостный ты, Димка. Бессердечный. Может, ей больно, а ты!

Димка оскалился:

– Может быть. Хочешь, я у бабы Симы клизму попрошу, большую? Ты будешь лечить свою кошку?

– А ты уверен, что это не опасно? – всё ещё осторожно спросил Казимир Степанович.

– Уверен, – качнул головой Дима. – Она перед пасхой тоже так лежала. Тридцать яиц стрескала, отборных, да ещё творогом закусила. Мы думали – помирает. Я её к ветеринару таскал, на гору.

И спросил Дину:

– Чё, забыла? Больше я не пойду. Она, может, чё спёрла! Вы, профессор, проверьте – у вас всё на месте?

– Да у меня и нет нечего, чтоб так раздуло.

Димка присел около Рыси и погладил ей лобик.

– Киска, а киска?

Зверюшка, узнав Димку, вздохнула, и пред её носом закачались травинки.

– Налопалась, как удав. Чё она так? Мы ж её кормим. Она ж не голодная?

Казимир Степанович, не переставая обнимать коленки, повёл ладонями, как крылами:

– Хищник. Ест про запас.

– Да, – протянул Дима, не поднимаясь, – остаётся узнать, что она съела. – И спросил у Дины: – Ты видела?

– Нет, – горячо помотала она головой, – я у Нелли Савельевны была, журналы смотрела. А потом мы профессора мазали, а потом…

В голосе девочки начали закипать слёзы.

– Потом смотрю: она идёт и шатается. Пришла сюда, вытянула лапки – и всё.

– Вытянула лапки! – передразнил её Димка и вскочил. – Пошли смотреть, может, она гусёнка схавала!

– Нет. У неё б тогда на мордочке пух был с перьями, – заверил профессор. – Кстати, сами-то вы чего замызганные? Вы ж на море были?

– Были, – согласился Димка, скорчив гримасу.

Глядя на его грязное, в полосках от пота, лицо, Стасик подумал: неужели я тоже такой? И объяснил за друга:

– Мы в футбол…

– Понятно, – качнул головой профессор и, вытянув руку, заставил его повернуться к себе спиной.

– Да-а, обгорел ты, друже, меня не хуже, – сказал он в рифму. – Давай-ка, голубчик, в душ; тебя срочно надо мазать – спасать, что осталось.

Стасик и сам ощущал, что кожу на спине и плечах сильно стягивает и печёт, но под душ он попал не скоро. Потому что по дороге Димка вспомнил о компоте и, зайдя на кухню попить, они обнаружили картину Рыськиного преступления. На полу сумрачной после света дня кухни валялась вылизанная дочиста миска из-под котлет. Рядом с ней – осколки разбитой, тоже вылизанной, Диночкиной тарелки да пластмассовая, в молодости белая, хлебница. А над всем разором в духоте крутила круги ошалевшая муха. Стаська не сразу понял, что случилось, а Димка сообразил, едва переступил порог. Он свистнул, поднял миску и, не веря глазам, заглянул под стол, под стул, в холодильник – в надежде, что части котлет удалось спастись. В сердцах хлопнул дверцей и с разворота обрушился на Дину:

– Раз-з-ява! Журналы она смотрела! Профессора она мазала! Вот приедет бабушка – она тебе покажет! Мы вчера со Стасом весь вечер фарш крутили. У меня даже мозоль! Вот здесь! Где она? Вот тут была! – И он потыкал под нос моргающей девочке потные ладони. – Трудно было убрать?! Там же куча котлет была. Бросила всё и пошла. Журналы смотреть!