Леонид Бондарев - Волшебный дом, или 27 сказок для Пуговки

– Своим раскалённым мужеством ты задержала их на два часа и ещё на четверть часа, – проговорил кузнец, – моя семья будет вечно обязана тебе, и где бы мы ни жили, на двери нашего дома ты всегда будешь желанной гостьей. Как самую большую драгоценность, он отнёс ручку в кузню и заново собрал.

– И вот уже долгие годы, из поколения в поколение старая ручка из оружейного ствола путешествует вместе с потомками того кузнеца. И ни разу не было случая, чтобы в дом, дверь которого она отворяла, проник замысливший злодейство человек, – закончила рассказ скрипучая дверь дома у озера.

Слушатели с уважением посмотрели на потемневший, весь в зазубринах, металлический восьмигранник.

– Конечно, во мне ещё есть за что ухватиться, – низким металлическим голосом проговорила молчавшая всё это время ручка, – но запомните, в этом мире есть два типа людей: те, кто входят через дверь, и те, кто больше никуда не входят, потому что встретились со мной в неподходящий момент.

Однажды в старом доме с видом на озеро появилось окно. Разумеется, его появление тут же заметили, ведь в доме стало вдруг очень-очень светло. По этой причине, все обитатели, в том числе и тупой ржавый нож, догадались, что окно очень большое. Вот только, кроме примерных размеров, ничего другого ни про цвет, ни про происхождение окна сказать было невозможно. Ведь его попросту нельзя было разглядеть. Конечно, видны были все рамы, пазы и гвоздики, которые держали окно. А вот само оно было совершенно незаметным.

– Как прекрасна цветущая яблоня на дальнем островке и облако в лучах заката, – говорили обитатели дома, глядя сквозь окно.

– Да-да, посмотрите на блики, играющие на воде озера! Они – словно маленькие светлячки!

– А как же я! Вы на меня посмотрите! – вздыхало окно по ночам, когда обитатели дома заканчивали рассматривать сквозь него звездопад. – Я же хуже пустого места! Даже паучок в углу моей рамы заметней!

Окно уже и само не верило в то, что существует. Иногда после особенно сильного весеннего ливня на окне застывали серые капли, и оно казалось себе чуть более заметным. Единственной, с кем, кроме солнечных и лунных лучей, удавалось встретиться окну, была мягкая фланелевая тряпочка. Каждую неделю тряпочка хорошенько намыливалась и бегала по окну туда-сюда.

– Помоем тут и вот тут. У вас, уважаемое окно, похоже, была непредвиденная встреча с комком грязи, который запустили мальчишки. Сейчас мы это исправим! – говорила тряпочка, и действительно следы грязи пропадали в мыльной пене.

Тряпочка окну нравилась. Характер у неё был мягким, а прикосновения – тёплыми. И потом тряпочка – единственная! – замечала, что окно есть. Однако после каждой такой встречи пропадали не только грязь и пыль. Помытое окно становилось ещё чище, ещё прозрачней, ещё незаметней и на несколько дней обычно совершенно разуверивалось в собственном существовании. Иногда случается, что чрезмерная чистота уничтожает вкус к жизни.

Как-то летом на стене напротив окна появилась большая картина. Она тут же стала предметом всеобщего интереса и внимания. Обитатели дома с первого взгляда могли понять, какого она размера, цвета, из чего сделана и что на ней изображено. И даже происхождение картины было известно, ведь в левом нижнем углу стояла подпись художника.

Окно затосковало ещё больше. Величественная картина в позолоченной раме казалась невообразимо прекрасной. Деревья, листья и небо из масляной краски не менялись ни днём ни ночью, ни в зной ни в дождь: не то что вечно изменчивый вид из окна.

– Теперь в мою сторону вообще никто не посмотрит, – прошептало окно. – Там, за мной, облетели все листья, что же в этом интересного…

За окном действительно с каждым днем становилось все мрачнее и темнее – ни листьев на деревьях, ни цветов в саду. Иногда по утрам, если и было что видно, так только белое молоко тумана.

Однажды утром, когда стало совсем уж холодно, с окном, как это часто бывает и в сказках, и в жизни, произошло удивительное, но при этом вполне разумное превращение. Оно покрылось инеем.

– Смотрите-смотрите! Что это с нашим окном, уж не потрескалось ли оно?! – прокричали встающие раньше всех шторы. – Отдёрните нас скорей! Пусть все увидят!

Так обитатели дома заметили, что на окне проступили удивительные узоры. Каждый мог разглядеть в них, что хотел.

– Это очень похоже на блестящие ножи, – сказала скатерть.

– Да нет же, это точно большая-большая ваза для фруктов, только если смотреть на неё сверху, – прозвенела хрустальная люстра.

– Вы всё видите не так: это – прекрасные лилии. И ещё – линии, продольные и поперечные – прошелестели обои, состоящие, конечно же, из линий и лилий.

Каждое утро морозные узоры менялись, и оттого смотреть на окно было всё интересней. Спустя несколько недель изморозь наросла до такой степени, что походила уже на крошечные сугробы. Этим утром к окну прибежала светловолосая девочка. Она стала чертить по окну пальцем и приговаривать:

– Цветуецик. Моле. Ёлоска…

Под тёплым пальчиком девочки окно оттаивало, и прочерченные линии, когда сквозь них светило солнце, действительно превращались в рисунок цветка, моря и ёлки.

Окно, хоть ему и было очень холодно, чувствовало, как тает от счастья: наконец-то оно стало что-то из себя представлять, наконец-то его заметили.

«Только бы никогда не заканчивалась эта зима и эти узоры на мне. Может быть, для этого девочке надо написать по изморози слово „Вечность“», – мечтало окно. Но зима, конечно, закончилась, и узоры растаяли.

(Было бы очень грустно оставлять окно в такой непростой момент, когда жизнь его снова становилась невидимой. Но тут в нашу сказочную историю проникает немного науки, а вместе с ней и набор фломастеров.)

Благодаря этой яркой разноцветной дюжине не только зимой, но и весной, и даже летом на окне стали возникать то цветы, как будто распустившиеся раньше срока на далёком дереве, то огромные уши для сидящего за окном маленького мопса.

Фланелевой тряпочке, конечно, прибавилось работы. Каждый день – и не по разу – ей приходилось смывать с окна все эти шалости, чтобы потом появлялись новые. Тряпочка была только рада, ведь на сияющем от радости и мыльной пены окне рисунки были видны куда лучше.

В одном высоком-высоком шкафу дома у озера жила-была тарелка. Круглая и звонкая. Рядом расположилась ещё сотня её подружек и друзей – тарелочек, тарелок, блюдец для чая, кофе и огромных блюд для барашков и поросят.

Каждый вечер стол в центре гостиной накрывали белой скатертью. Зажигали свечи. Пылал огонь в камине. Кухарка крепкими руками доставала из шкафа тарелки, выставляла их на скатерть и наполняла удивительными вещами.