Ирина Дегтярева - Степной ветер

Петр Михайлович Потапов, Мишкин отец, был старшим в семье. Тетя Вера средняя, а дядя Паша – младший.

Начинал Петр Михайлович жокеем на ростовском ипподроме, участвовал в соревнованиях по джигитовке – демонстрировал публике трюки на лошади. Увидев такое мастерство, директор ростовского цирка пригласил его к себе на работу. Еще до рождения Мишки отец выступал там со своим номером, в который взял и младшего брата Павла.

Отец проработал в цирке лет пять и все-таки вернулся в спорт, а потом к этой его страсти присоединилась другая – разведение лошадей.

Петр Потапов выигрывал многие международные и российские соревнования, областные и ростовские чиновники гордились лихим жокеем. Ему подарили квартиру в Ростове-на-Дону и помогли построить современный конезавод, купить лошадей. Отец переживал, что первых выведенных жеребят пришлось подарить городским и областным руководителям и спонсорам. Зато теперь лошадей продавали задорого по всей России и за границу. Особенно арабские страны интересовались потаповской породой – высокими, поджарыми, с узкими красивыми мордами лошадьми, выносливыми и скоростными, как темно-синий джип «тойота», который Петр Михайлович выиграл на скачках, но которым на хуторе редко пользовался, предпочитая Горца – черного коня, большеглазого, с красноватыми белками.

Мишка панически боялся этого коня, и если отец, приехав верхом с конезавода, просил отвести его в стойло, Мишка находил любой предлог, чтобы отказаться…

Отец ушел к себе в комнату и крикнул оттуда:

– Иди поешь и садись заниматься!

– Пап, а какая-нибудь таблетка или напиток для бессмертия может существовать? – Потапыч потягивался и слегка подпрыгивал на кровати, поскрипывая сеткой.

Отец выглянул из своей комнаты с настороженным выражением лица:

– Тебе зачем?

– Просто интересно…

– Ну, все может быть. – Отец пожал плечами. – Сейчас новые технологии. Я слыхал, что руки и ноги теперь заменяют металлическими, и они работают, как настоящие.

– А если кто-нибудь найдет лекарство для бессмертия, он прославится?

– Конечно, – машинально ответил отец и тут же нахмурился. – Господи, какие глупости у тебя в голове! Лучше бы от дури лекарство придумал. Впрочем, кое-что ценное еще наши предки изобрели.

Мишка проследил за отцовским взглядом, устремленным как бы сквозь стену террасы, к тому самому ржавому крюку, на котором…

– Я пойду есть. – Мишка покраснел и стремительно выбежал из комнаты.

Вернувшись, со вздохом уселся за письменный стол и начал вздыхать каждые тридцать секунд. Отец через пятнадцать минут не выдержал и непедагогично предложил:

– Пошли на речку?

– Тащиться по степи? – как можно равнодушнее откликнулся Мишка.

– На Горце можно.

– Лучше на джипе. Горец устал. Ты его загонял. – Потапыч уже захлопнул учебник и вытягивал из комода плавки.

– Не хитри! Нечего бензин переводить. Поедешь на Маргоше.

Это была старая темно-гнедая кобыла, на которой отец когда-то участвовал в соревнованиях. Мишка признавал только ее. Она то хромала, чихала, хрюкала, закатывала глаза, то, вдруг преобразившись, пыталась перейти на рысь или галоп. В итоге, закашлявшись по-старушечьи, снова переходила на размеренный шаг и засыпала на ходу.

– Только ты ее взнуздай, – быстро попросил Мишка.

– Еще чего, охлюпкой поедешь!

Потапыч не любил ездить без седла, «охлюпкой», но с отцом спорить не стал, а то, чего доброго, передумает, и придется снова сесть за английский.

По степи гулял ровный горячий ветер. Пахло сухой травой, горько и сильно. Солнце словно свалилось набок, но еще не порозовело. Зайцы выскакивали из-под копыт Маргоши, и она хрипло, удивленно всхрапывала.

Мишка любил лечь на лошадиную теплую широкую спину, обхватив ее руками и босыми ногами. Главное было – не упустить момент, когда Маргоша спросонья вспомнит молодость и пустится рысью. Тогда приходилось вцепляться покрепче и пережидать этот ее кратковременный порыв.

Отец гарцевал на Горце то справа, то слева, то улетал вперед и сердито возвращался назад, поддавая Маргоше по толстому заду стеком – тонкой, гибкой палочкой с небольшой ременной петлей на конце. Почувствовав его крепкую руку, кобыла сразу припускалась рысью, но, поскольку Мишка ее не понукал, она косила на него большим унылым глазом и снова переходила на черепаший шаг.

– Чтоб я еще связался с ней! – горячился отец. – Мы к ночи такими темпами не управимся!

– «Тише едешь – дальше будешь», – привычно повторял Потапыч и удостоивался раздраженного взгляда родителя.

Вдруг отец рассмеялся. Мишка вопросительно глянул на него, оторвавшись от горячей спины Маргоши.

– Вспомнил арабскую пословицу. Недавно вычитал. «Никогда не покупай рыжей лошади, продай вороную, заботься о белой, а сам езди на гнедой». Это прямо про тебя. Ты предпочитаешь Маргошу.

– Я ее предпочитаю, потому что никуда не тороплюсь, – важно откликнулся Мишка и судорожно схватился за гриву лошади, потому что она опять понеслась галопом.

Отец рассмеялся и послал Горца следом, слегка шлепнув его стеком.

У берега в воде плескалась малышня из поселка и несколько взрослых, в основном женщины. Послышались возгласы: «Здравствуйте, Петр Михайлович!», «Привет, Потапыч!», «Здравствуйте, дядь Петь!».

– Всем добрый вечер! – поздоровался отец и направил Горца в воду, не спешиваясь. – Хороша водичка!

Мишка краем глаза заметил заинтересованные взгляды женщин. Отец сидел на коне как влитой. С хорошей осанкой, загорелый, мускулистый. Еще бы не заглядеться! Потапыч тоже невольно приосанился. И тут, почуяв воду, Маргоша взбрыкнула и устремилась на глубину, стряхнув с себя всадника. Мишка покраснел и схватил кобылу за хвост. Она попыталась его лягнуть, но тут отец, вовремя заметив их безмолвную потасовку, пришел на помощь… Маргоше. Наклонился и больно дернул Мишку за волосы.

– Тебе так будет приятно? – спросил он, беря Маргошу за повод.

Красный от кончиков волос до лопаток, Мишка вылез из воды и сел на берегу. Настроение было хуже некуда, но он не заревел – сдержался. Он вообще плакал редко, только если дело доходило до серьезной выволочки, и то не от боли или обиды, а чтобы разжалобить.

Надувшись, он сидел на песке около кустов. Муравьи кусали его за ноги, но он не двигался с места. И так просидел, наверное, целый час, пока отец с лошадьми плескался в теплой воде, где только у дна, в мягком иле, ноги обдавала прохладная струя течения.

«Ничего, – думал Мишка, перебирая пальцами ног и рук колючий песок. – Раздобуду эликсир, тогда посмотрим, кто над кем будет смеяться… Как же к нему подобраться, если трудовик носит его всегда с собой? Но снимает же он когда-нибудь свой халат?»