Инна Манахова - Двенадцать зрителей (сборник)

Трудно передать то, что я испытала от этих ее признаний, – досаду на ее глупость и наивность, злость за нежелание стать популярной и заодно приобщить к этой популярности и меня, ее лучшую подругу, а еще – отчаянную зависть от того, что вот у нее есть дар, на который ей плевать и которым она не умеет как следует распорядиться, а у меня нет ничего, кроме нее – бестолковой дурочки, рассматривающей мир сквозь розовые очки! Она все щебетала о том, как сильно она любит своих родителей, и о том, как ей хочется стать врачом и уехать добровольцем куда-нибудь в Африку спасать голодных и убогих, а я шла с ней рядышком, держа ее за маленькую худенькую ручку, и думала: «Ну не дура ли!»

Кстати, училась она неплохо, но звезд с неба не хватала, и до меня ей было, конечно, далеко. Единственным предметом, который ее по-настоящему занимал, была химия, и Аня чуть ли не каждый день оставалась после уроков на дополнительные занятия в лаборантской, на радость нашему учителю, старому полусумасшедшему фанатику, днем и ночью колдующему над адскими смесями.

Еще она обожала рисовать, особенно акварелью, бледненькие «настроенческие» пейзажики под Левитана, которыми все почему-то восхищались и твердили, что она умеет передать непередаваемое. Мне, любительнице броского и стильного, были непонятны все эти восторги вокруг какого-нибудь «Утра на опушке», тем более что все это много раз уже рисовалось и выставлялось по всему миру. Надо придумывать новое, небывалое, а не рисовать в сотый раз прошлогодний снег! Но с Аней я своими соображениями, по понятным причинам, не делилась.

Однажды я пригласила ее домой отпраздновать свой пятнадцатый день рождения, и она пришла и подарила мне огромного розового медведя, который после ее ухода был тут же отправлен в мусорный контейнер. Аня понравилась моей маме, добродушной, но недалекой, и они весь вечер проболтали на кухне за тортом, напрочь позабыв об имениннице. Заглянув ко мне в спальню перед сном, мама сказала: «Какая хорошая у тебя подружка! Такие люди сейчас – редкость!» И вновь я ощутила невыносимую обиду от того, что мама похвалила эту безмозглую неудачницу.

Не могу удержаться от усмешки, вспоминая наши с ней беседы о мальчиках. Мне в моем положении уже давным-давно стало ясно, что животных мужского пола в первую очередь привлекает внешность девочки, а уж потом – все остальное. Согласна, красота – понятие относительное, и бывает, мальчишки встречаются и с уродинами. Но тут есть один нюанс: быть уродиной не беда, главное – вести себя так, чтобы твое уродство никто не замечал: например, оставаться всегда очень ухоженной, обаятельной и в меру наглой. Если шагать по жизни тебе мешает лишний вес, шансы кого-нибудь привлечь стремятся к нулю, что бы там ни говорили детские психологи и прочие умники. Если ты – изгой и общение с тобой считается позорным, ни о каких мальчиках не может быть и речи, по крайней мере пока ты учишься в школе.

Я в более или менее смягченном виде изложила все это Ане и почти не удивилась, когда она воскликнула: «А вот и неправда!» У таких, как она, представления о лицах противоположного пола обычно самые что ни на есть глупейшие и абсолютно оторванные от реальности: там присутствует и благородный принц, увозящий ее прочь на белом коне в огненно-лиловый закат, и сумрачные стихи символистов, читаемые им наизусть и нараспев, и бесконечные разговоры «о высоком» где-нибудь в романтической лесной чаще. Ну, или возьмем вариант более близкий к современной жизни: смазливый одиннадцатиклассник или – о боже! – студент первого курса с букетом белых лилий, терпеливо поджидающий ее, низкорослую малолетку в малиновых кедах, на пороге школы и увозящий ее в светлую даль на собственном мопеде.

– Нет, нет! – смеясь, восклицала Аня. – Всё не так! Я полюблю только того, с кем смогу общаться по душам, вот как с тобой.

– Зачем тебе это? – полюбопытствовала я, а сама подумала: «Интересничает, хочет казаться особенной».

– Сейчас объясню: я частенько влюбляюсь с первого взгляда, – отвечала она и сама смеялась над собой. – Но это несерьезно! Я просто любуюсь этим человеком, как любуешься красивым актером или солистом какой-нибудь популярной группы, и мне на минутку тоже хочется стать такой же прекрасной, как он, побыть с ним рядом хоть немножко, но я знаю, что ничего у нас с ним не получится. А настоящая любовь – это когда вы разговариваете о чем угодно и легко понимаете друг друга, иногда даже без слов.

Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что я ее вообще не понимаю и не люблю, а общаться с ней вынуждена просто потому, что других вариантов у меня нет?

А она между тем продолжала изрекать всякие глупости:

– Вот ты говоришь: внешность, обаяние, статус… Представь, что ты – королева школы, но вам с парнем не о чем поговорить. Никакой любви ведь не будет!

– Хорошо, – отвечала я, чувствуя, как поднимается во мне раздражение. – Допустим, ты права. А теперь погляди-ка вон на того парня у окна. Он – самый красивый мальчик в своем классе, футболист, от девчонок отбоя нет. Как ты думаешь, он любит с ними разговаривать? Он вообще умеет разговаривать? И о чем они, интересно, беседуют? Может быть, о футболе? Или о теории петлевой квантовой гравитации? Наверное, он – тонкий психолог и видит девчонок насквозь, раз они к нему так липнут! А у тебя есть шанс разговорить его на несколько свиданий?

– Шансы есть у всех, – серьезно отвечала наивная Аня.

– Вот и подойди к нему, а я посмотрю, как это у тебя получится! – злорадно подстрекала ее я.

– Мне он не нравится, – смутилась она. – Если бы я хотела, конечно, подошла бы, а так – зачем?

– Струсила! – презрительно констатировала я.

Верит в чудеса, храбрится, а сама не решилась бы сунуться с разговорами даже к самому страшному и непопулярному парню в школе, влюбись она в него по-настоящему. Зато начала бы краситься и накупила бы себе кучу модного барахла, потому что у всех девчонок в генах заложено, что самая верная ставка – на внешность.

Вы спро́сите, зачем же я продолжала с ней общаться даже после того, как раскусила ее? На этот вопрос я тоже не могу ответить искренне и однозначно. Думаю, где-то в глубине души мне хотелось покорить ее, подчинить себе ее волю до такой степени, чтобы она и шагу не могла сделать, не получив предварительно моего одобрения. Я мечтала в один прекрасный день завоевать весь мир и начать свое завоевание планировала с маленькой и глупенькой Ани. Именно на ней пробовала я свои силы, но, надо признаться, потерпела поражение: несмотря на явное умственное превосходство, я никак не могла заставить Аню преданно заглядывать мне в глаза и следовать моим указаниям или хоть как-то соблюдать установленные мной правила.