Анатолий Алексин - Повести о дружбе и любви

– Не ищите, – посоветовал я. – Ему пока только одно письмо прислали…

– Откуда вы знаете? – пожала плечами девушка. И перебрала пальцами всю пачку до конца.

А потом протянула мне письмо и паспорт Тимошкиной мамы.

Я думал, что девушка высунется из окошка, оглядит «сына Тимофея», удивится, что он уже получает письмо до востребования, но она не удивилась и не стала выглядывать: ко всему, видно, привыкла.

Я торжественно вручил письмо Тимошке:

– На, возьми. Это первый подарок ко дню рождения. Ты его заслужил!

– Прочти… – сказал оробевший Тимошка.

– Нет, сам читай. На конверте же написано: «Тимофею». Значит, ты сам должен вскрыть и прочитать.

Он осторожно, чтобы не повредить лежавшее внутри письмо, надорвал конверт. И вытащил белый листок, на котором был написан твой, Оля, адрес. Всего полторы строчки… Но Тимошка очень долго изучал белый листок.

Это письмо до востребования я послал три дня назад.

Конечно, я мог бы просто сказать Тимошке, где ты сейчас живешь. Но мне показалось, что так интересней: Тимошка в день рождения получает письмо и твой долгожданный адрес прямо по почте, из окошка, откуда он еще никогда в жизни писем не получал!

– «Операция МИО» завершена! – торжественно воскликнул я. – Мы нашли Олю.

– Она долго будет там? – спросил Тимошка.

– Много лет… Мы ведь хотели, чтоб в Заполярье жил какой-нибудь наш знакомый. И чтобы мы с ним переписывались!

– Она будет мне писать? – спросил он.

– Конечно… Можешь не сомневаться!

В общем, Тимошка нашел, как и обещала ему «посланка», самую дорогую для него находку: тебя, Оля!

– Дай мне адрес, а то потеряешь, – предложил я.

– Нет, – коротко ответил Тимошка. И засунул письмо под пальто, в какой-то свой заветный карман.

Мы пошли в магазин покупать двухколесный велосипед.

Малыши, я заметил, очень долго выбирают себе подарки, а Тимошка прямо ткнул пальцем в первый попавшийся велосипед и сказал:

– Этот!

– Может быть… другого цвета? – спросил я.

– Какая разница? – ответил Тимошка.

Я сказал:

– Это второй подарок от Оли!

– От Оли?! – не понял Тимошка.

– Она прислала деньги. Вот и все, – объяснил я.

Он сам вынес велосипед на улицу… Но рассказать тебе Оля, как Тимошка впервые сел и поехал, я не смогу, потому что он еще не поехал. В магазине негде было кататься, и на заснеженной улице тоже.

Это было немного странно: мы несли по зимнему городу велосипед… Должно быть, люди так же удивленно оборачивались бы на нас, если б мы летом, в жаркий день, несли по улице зимние санки.

Кажется, просьбу, Оля, я выполнил… Нет, я не занял твое место в Тимошкиной жизни. Просто там, в его жизни, хватило места для нас двоих…

Коля

Дорогой Коля!

Ты преподнес два подарка Тимошке. Но вроде и мне…

А Тимошка совсем не огорчился, когда узнал, что я уехала в Заполярье? Думаю, что ты просто не заметил, не разглядел. Он ведь скрытный мальчишка. Не может быть, чтобы он совсем не огорчился…

Оля

Дорогой Феликс!

Я победила в нашем споре! Колька доказал, «на что он способен».

Обо всей моей теперешней жизни вы знаете от него. Правда, Белка пишет, что он мало рассказывает… Но разве Колька виноват, что я в своих письмах чаще не о себе писала, а об этих самых «заданиях» и просьбах, которые он выполнял.

Привет всем. И поцелуй Тимошку. Пусть он меня не забывает.

Оля

Дорогая Оля!

Я очень рад, что проиграл пари.

Да, Коля доказал, «на что он способен». Этого я и хотел.

Феликс

Уважаемая Елена Станиславовна и отец Коли (не знаю, к сожалению, вашего имени-отчества)!

Даже сюда, да самого Заполярья, докатились слухи о вашем замечательном сыне Коле Незлобине! Он очень находчивый, смелый и добрый. Но главное – очень способный!

Коля ведь и рассказы хорошо пишет, и стихи. Только он вам их не показывает, потому что скромный и, наверно, стесняется…

Мы хотим, чтобы вы им гордились! Конечно, в душе… А виду можно особенно и не подавать. И конечно, не говорите ему об этом письме, потому что он рассердится и расстроится.

Если вы не верите, что письмо из Заполярья, посмотрите на почтовый штемпель – и убедитесь!

Завидуем, что у вас такой замечательный сын!

От имени «заполярников»

Ольга Воронец

Владимир Артамонов

Дорогая Оля!

Вчера Елена Станиславовна сама накормила моих рыб. В обоих аквариумах… Когда я вошел в комнату, отец держал в руках тарелку с хлебными крошками, а она сыпала крошки в воду и при этом почему-то приговаривала: «Цып-цып-цып…»

Я до того удивился, что даже не поблагодарил их. А Елена Станиславовна сказала, что «рацион у рыб должен быть разнообразнее», что она возьмет у одного инженера в проектной конторе книгу Брема и узнает точно, чем их «следует кормить».

Что случилось с ней? Не могу понять!

Жду твоих писем!

Коля

Да, забыл… Тимошка очень скучает. Честное слово!

Дорогой Коля!

У меня к тебе есть еще одна просьба. Пришли мне, пожалуйста, свою фотокарточку. Артамонов тоже очень хочет взглянуть на тебя. Правда, у меня есть фотография всего нашего класса, и я сказала Артамонову: «Отыщи здесь Колю!» Он в десять лиц ткнул пальцем, а в тебя нет, потому что ты на этой фотографии совсем не такой, какой ты на самом деле. Ты там мрачный, угрюмый… Одним словом, Колька Свистун! Я раньше думала, что ты такой и есть. А теперь хочу иметь фотографию настоящего Коли Незлобина, того самого, с которым я переписываюсь.

Оля

Дорогая Оля!

Карточку свою я выслать тебе не могу, потому что никогда не фотографировался. Я долго думал, что же делать, но фотографироваться не пошел. Как-то не хочется… Я посылаю тебе фотокарточку моей мамы. Говорят, что я очень похож на нее. Правда, карточка маленькая и с белым уголком: мама снималась для паспорта. Перед самым нашим отъездом, в то лето… У нее кончался срок паспорта. Он, кажется, даже кончился, и мама шутила, что ее не пропишут в лесу.

Мама тогда собиралась в дорогу, чтобы нам с отцом хорошо было отдыхать. Ей некогда было зайти за карточками, и она попросила меня. Я зашел… И сейчас эти карточки у меня, все шесть. Я никогда не расстаюсь с ними, они у меня лежат в боковом кармане. Одну я посылаю тебе…

Знаешь, Оля, мне почему-то кажется, что мама, когда была девочкой, по характеру чем-то напоминала тебя. И потом, она тоже часто говорила слова, которые любишь повторять ты: «справедливо» или «несправедливо».

Посылаю карточку тебе…

Через четыре месяца снова начнется лето. И наверно, там, возле старого дуба, нам с тобой не поручат больше переписываться. Но мы, может быть, все равно будем, а? И в будущем году, и через шесть лет, и через десять? И вообще всегда.