Максим Шлыгин - Последний мастер по детству

– Стареют, потому что перестают мыться детским мылом! – прокричал он сквозь шум воды, взбил мыльную пену в тазике и прилепил её к себе на бороду, брови и голову. Седой ребёнок!

– Дедушка! Смотри, какой я дедушка! – кочевряжась, кричал Максим, бегая от меня по помывочной комнатке до тех пор, пока дед не остановил эту кутерьму, вылив на нас обоих большой ушат холодной воды.

– А-а-а, холодно! Холодно! – завопили мы в один голос и побежали в парилку греться на влажной горячей соломе, разложенной дедушкой на полках под тоненькими льняными простынями.

Напарившись свежими душистыми вениками и намывшись до скрипа ароматным щипучим мылом, мы, закутанные до носов в мягкие банные полотенца, были отнесены в дом и десантированы сохнуть на печку, пока дедушка ходил мыться сам и прибирать в бане. Немного обсохнув и накинув чистую длинную футболку с котятами, я спрыгнула с печки в свои ушастые тапки и решила в неё заглянуть. Через щёлку в створке было видно стоящий в уголке чугунок с пекущейся рассыпчатой картошечкой, которую так и норовили облизнуть языки пламени, прорывающиеся раз за разом из почерневших и потрескавшихся от жара головешек. Яркие угольки то немного затухали, то вновь вспыхивали, освещая оранжевыми вспышками широкий арочный свод кирпичной топки. Зрелище, надо сказать, завораживающее, какое-то колдовское даже. Смотреть можно бесконечно, как семечки лузгать. Ох, а если и смотреть, и грызть…

За окном снова раздался крик петуха, только на этот раз уже какой-то не воинственный. Видимо, по дороге из бани дедушка пошёл загонять кур в курятник, а петух, весь день копивший свою птичью обиду, словно решил в итоге наябедничать ему на проказников-внуков.

Я закрыла глаза и отвернулась от печки. Иначе так бы и продолжала туда пялиться. Ступени крыльца заскрипели, и в дом вошёл краснощёкий и довольный дедушка.

– Ну что, проголодались, поди, после баньки-то?! Небось, уже проскочили через вас ваши конфетки. А ну, ребятня, марш за стол, сейчас ужинать будем.

Уже через несколько минут на дедушкином столе красовалась печёная румяная картошечка, глиняная крынка 8 8 Крынка – глиняный горшок для молока. с парным молоком, ещё тёплый деревенский хлеб и собранные мною яички, сваренные, как я люблю, – в мешочек. Дедушка поставил на стол солонку с крупной, немного сероватой солью и, разлив по кружкам молока, стал чистить нам с Максимом горячее картофельное лакомство, то и дело катая жгучие клубни в ладонях и изо всех сил на них дуя. А ещё почему-то хватаясь за уши. Я взяла два яичка и стукнула их друг о друга острыми концами. Потрескалось то, что было в левой руке. С него я и начала, чуть-чуть макнув кончиком в солонку.

– Дедушка, а сколько тебе лет? – спросил Максим.

– А как ты думаешь? – ответил вопросом дед.

– Ну не знаю… – задумчиво протянул Максим, запихивая в рот половину ещё горячей картофелины. – Ты шедой, но не лышый, жначит, тебе ещё нету шта лет.

Дедушка засмеялся, поцеловал Максима в чистую после бани макушку, прямо в самый центр его пышной копны из золотистых локонов, и спросил:

– А если бы я был лысый и седой, что тогда?

– Тогда ты был бы дед за сто лет! А может быть, и за все тысячу, наверное. Ну, короче, очень старый… – на полном серьёзе ответил Максим, жуя картофелину и не понимая, почему дедушку так развеселил его вопрос.

– Ну ты загнул, тысячу! – недоверчиво произнёс дед. – Столько же дедушки не живут!

– А сколько живут? – спросила я.

– Обычно меньше, внученька, – ответил он, нежно посмотрев на меня.

– А ты сколько будешь жить? – спросила я и подсела к деду на коленку.

– Сложно сказать, внученька… Мне никто не говорил же. Но я вам обещаю, что постараюсь жить как можно дольше, – и он крепко обнял меня и подошедшего Максима.

– А я хочу, чтобы ты жил всегда, – глядя в дедушкины глаза, твёрдо сказал Максим. – Де-да, все-гда!

– Ну что же, дорогие мои, если вы оба так сильно этого хотите и просите меня, то я обещаю вам, что постараюсь убедить Хозяек Времени вернуть мне его капельку или хотя бы не забирать у меня то, что ещё осталось, как можно дольше, – ответил дед.

Но меня это совершенно не устроило.

– Кто такие Хозяйки Времени? – взволнованно спросила я. – И как они посмели у тебя его забирать?!

– Да, это ещё кто такие? – грозно повторил вопрос Максим.– Да я их за уши поймаю и на Луну выкину. Ишь, моду взяли, у деды моего чего-то отнимать!

– Так, малышня, доедаем ужин, умываемся – и живо по кроватям! – сказал дедушка, спуская нас на пол и вставая. – Я же вам обещал рассказать историю после ужина. Так что жду вас в постелях через десять минут. У матросов вопросы остались?!

Энергично дожевав остатки на столе, мы помчались к умывальнику и уже минут через пять лежали под одеялами в своих мягких пижамах. Я вытащила из подушки торчащее белое гусиное пёрышко и рассматривала его, крутя в пальцах. Дедушка погасил свет на кухне, зашёл в нашу комнату и сел на шаткую табуреточку между нашими кроватями. Было заметно, что он немного волновался.

Обычно дедушка рассказывал нам истории без книжек, как будто все сказки хранились у него в голове на специальных полочках. Но на этот раз он принёс с собой старый и немного пыльный альбом, на обложке которого виднелась чёрно-белая фотография какого-то светловолосого мальчика на маленьком трёхколёсном велосипедике. Когда дедушка стряхнул с альбома пыльный налёт, я взглянула на снимок повнимательнее и поймала себя на ощущении, что мальчик смотрит прямо на меня, глаза в глаза.

Я пригляделась. Круглое милашное личико с тёмными, воспалёнными от чего-то щёчками источало какое-то необычно глубокое детское спокойствие и умиротворение. Огромные серые глаза смотрели куда-то в глубь меня, словно изучая самые далёкие уголки моей души с абсолютно детской непосредственностью. На нижних ресничках левого глазика что-то поблёскивало. То ли это была маленькая невысохшая слёзка, то ли просто дефект старой фотографии, трудно было разобрать. Дедушка положил альбом рядышком с моей подушкой, накрыл нас получше одеялками и подоткнул их под нас, как он всегда это делал, со всех сторон. Стало очень мягко, тепло и уютно. Сев обратно на табурет, он надел потускневшие от времени очки со сломанным ушком, перемотанным изолентой, потом надел ещё одни, такие же старые, поверх первых и тихонько начал.

– Я хочу вам рассказать историю одного маленького-маленького мальчика, который жил здесь много-премного лет тому назад. Вот он, смотрит на вас с фотографии. Знакомьтесь. Как вы, наверное, уже догадались, это ваш дедушка, в далёком детстве. Да-да, Максимка, это я. Тот ещё пострелёнок и шныра.

Максим вылез из-под одеяла, сел на краешек кровати и, взглянув на фотографию поближе, удивлённо сказал: