Анатолий Рыбаков - Кортик. Бронзовая птица. Выстрел (сборник)

– Зажилить хочешь?

– Может, хочу.

– Отдай Славке биту!

– А тебе что? – ощерился Борька. – Ты здесь что за хозяин?

– Не отдашь? – Миша вплотную придвинулся к Борьке.

– Дай ему, Мишка! – крикнул Генка и тоже подступил к Борьке.

Но Миша отстранил его:

– Постой, Генка, я сам. Последний раз спрашиваю: отдашь?

Борька отступил на шаг, отвел глаза.

– На, пусть подавится. – Брошенный им пятак зазвенел на камнях. – Подумаешь, заступник нашелся.

Он отошел в сторону, кидая на Мишу злобные взгляды. Игра расстроилась.

Мальчики уселись возле стены на теплом асфальте и грелись на солнце.

В верхушках чахлых деревьев путался звон колоколов, доносившийся из церкви Николы на Плотниках. На протянутых от дерева к дереву веревках трепетало белье; деревянные прищепки вздрагивали, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Бесстрашная женщина стояла на подоконнике на третьем этаже и, держась рукой за раму, мыла окно.

Миша сидел на сложенных во дворе ржавых батареях парового отопления и насмешливо посматривал на Борьку. Сорвалось! Не удалось прикарманить чужие деньги. Недаром его Жилой зовут! Торгует на Смоленском папиросами врассыпную да ирисками и для блеска облизывает их языком. И отец его, Филин, завскладом, – такой же спекулянт…

А Борька как ни в чем не бывало рассказывал ребятам о попрыгунчиках.

– Закутается такой попрыгунчик в простыню, – шмыгая носом, говорил Борька, – во рту электрическая лампочка, на ногах пружины. Прыгнет с улицы прямо в пятый этаж и грабит всех подряд. И через дома прыгает. Только милиция к нему, а он скок – и уже на другой улице.

– А ну тебя! – Миша махнул рукой. – «Попрыгунчики»… – передразнил он Борьку. – Ты еще про подвал расскажи, про мертвецов своих.

– А что, – сказал Борька, – в подвале мертвецы живут. Там раньше кладбище было. Они кричат и стонут по ночам, аж страшно.

– Ничего нет в твоем подвале, – возразил Миша. – Ты все это своей бабушке расскажи. А то «кладбище», «мертвецы»…

– Есть кладбище, – настаивал Борька. – Там и подземный ход есть под всю Москву. Его Иван Грозный построил.

– Иван Грозный жил четыреста лет назад, а нашему дому всего десять лет. Уж врал бы, да не завирался.

– Я вру? – Борька ехидно улыбнулся. – Пойдем со мной в подвал. Я тебе и мертвецов, и подземный ход – все покажу.

– Не ходи, Мишка, – сказал Генка, – он тебя заведет, а потом будет разыгрывать.

Это была обычная Борькина проделка. Из всех ребят он один знал вдоль и поперек подвал – громадное мрачное помещение под домом. Он заводил туда кого-нибудь из мальчиков и вдруг замолкал. В темноте, не имея ориентировки, спутник тщетно взывал к нему. Борька не откликался. И только помучив таким образом свою жертву и выговорив какую-нибудь мзду, Борька выводил его из подземелья.

– Дураков нет, – продолжал Генка, уже попадавшийся на эту удочку. – Ползай сам по своему подвалу.

– Как хотите, – с деланным равнодушием произнес Борька. – Испугались.

Миша вспыхнул:

– Это ты про кого?

– Про того, кто в подвал боится идти.

– Ах, так… – Миша встал. – Пошли!

Они спустились в подвал и осторожно пошли, касаясь руками скользких стен: Борька – впереди, Миша – за ним. Под их ногами осыпалась земля и звенели по временам кусочки жести или стекла.

Миша отлично понимал, что Борька хочет его разыграть. Ладно, посмотрим, кто кого разыграет.

Так они двигались в темноте, и вот, когда оказались в глубине подвала, Борька вдруг затих.

«Начинается», – подумал Миша и, стараясь говорить возможно спокойней, спросил:

– Скоро твои мертвецы покажутся?

Голос его глухо отдавался в подземелье и, дробясь, затихал где-то в дальних, невидимых углах.

Борька не отвечал, хотя его присутствие чувствовалось совсем близко. Миша тоже больше не окликал его.

Прошло несколько томительных минут. Мальчики затаили дыхание. Каждый ждал, кто первый подаст голос. Потом Миша повернулся и пошел назад, нащупывая руками повороты. Ничего, он сам найдет дорогу, а как выберется, закроет дверь и продержит здесь Борьку с полчасика.

Миша шел. Позади он слышал шорох: Борька крался за ним. Ага, не выдержал! Не захотел один оставаться.

Миша продолжал двигаться по подвалу. Нет! Не туда он идет! Проход должен расширяться, а он, наоборот, сужается. Но Миша все шел и шел. Как Борька видит в такой темноте? А вдруг Борька оставит его здесь одного и он не найдет дороги? Жутковато все же.

Проход стал совсем узким. Мишино плечо коснулось противоположной стены. Он остановился. Окликнуть Борьку? Ни за что… Он поднял руку и нащупал холодную железную трубу. Где-то журчала вода. Вдруг сильный шорох раздался над его головой. Ему показалось, что огромная жаба бросилась на него. Он метнулся вперед и полетел вниз…

Когда прошел первый испуг, он поднялся. Падение не причинило ему вреда. Здесь светлей. Смутно видны серые неровные стены. Это узкий проход, расположенный перпендикулярно к тому, по которому шел Миша, приблизительно на пол-аршина ниже его.

– Мишка-а! – Вверху зачернела Борькина фигура. – Миша! Ты где?

Миша не откликался. Ага! Заговорил! Пусть поищет.

– Миша, Миша, ты где? – беспокойно бормотал Борька. – Что же ты молчишь? Мишк…

– Где твой подземный ход? – спросил Миша. – Где мертвецы? Показывай!

– Это и есть подземный ход, – зашептал Борька, – туда нельзя, там самые гробы с мертвецами.

– Боюсь я твоих мертвецов!.. – Миша двинулся по проходу.

Борька схватил его за плечо.

– Смотри, Мишка, – зашептал он, – говорю тебе, идем назад, а то хуже будет…

– Пугаешь?!

– Мы без фонаря все равно ничего не увидим. Я завтра фонарь достану, тогда пойдем.

– Знаю я тебя!

– Чтоб мне провалиться на этом месте! А не пойдешь назад – уйду и не вернусь. Пропадай здесь.

– Испугался я очень! – ответил Миша, но полез вслед за Борькой.

Они вышли из подвала. Ослепительное солнце ударило в глаза.

– Так смотри, – сказал Миша, – завтра утром.

– Все, – ответил Борька, – договорились.

На заднем дворе появился Шура Огуреев, Шурка Большой, как его называли ребята, самый высокий во дворе мальчик. Он считался великим артистом и состоял членом драмкружка клуба. Клуб этот находился в подвальном помещении первого корпуса и принадлежал домкому. Ребят туда не пускали, кроме Шурки Большого, который по этому поводу очень важничал.

– А, Столбу Верстовичу!.. – приветствовал его Миша.

– Я думал, ты уже вышел из детского возраста, – ответил Шура.

– Какой серьезный! – заметил Генка. – Где тебя так выучили? В клубе, что ли?

– Хотя бы в клубе. – Шура сделал паузу. – Но в клуб пускают только взрослых.

– Подумаешь, какой взрослый нашелся! – сказал Миша. – Вырос длинный, как верста, вот тебя и пускают.