Мадлен Л`Энгл - Большие воды

Матреда наклонилась и негромко спросила:

– Но кто мог это сделать? Даже с недоделанным великаном?

– Деннис! – позвал Иафет.

– Деннис, – простонал юноша.

– Где ты был? Кто-то призвал тебя с единорогом обратно в бытие? Кто это был?

Оливема коснулась руки мужа:

– Села призвала единорога, и вдруг здесь очутился этот раненый великан.

– Но он был где-то еще в оазисе. – Иафет взял руку жены и прижал к своей щеке. – И с ним дурно обошлись. Он почти без сознания. Это ужасно!

Ана заглянула через плечо Иалит:

– Ты точно уверена, что он человек?

Иафет задумался:

– Они сказали, что они близнецы, но я думаю, что близнецы – это люди.

– Со всеми этими крылатыми существами, которые шатаются вокруг и ухлестывают за дочерьми человеческими, уже трудно понять, кто человек, а кто нет, – пробурчал патриарх и посмотрел на Оливему, но без злости.

Оливема снова коснулась лба Денниса, и тот открыл глаза и вздрогнул.

– Тихо, тихо. Я не причиню тебе вреда. – Она посмотрела на Иалит и Иафета. – Рог единорога забрал часть его жара, но он все еще очень горячий. Иафет, когда ты видел его, он был так же плох?

Иафет покачал головой:

– У него была солнечная болезнь, сильнее, чем у Сеня, но не такая!

– Вы говорите, этих великанов двое? – спросил патриарх.

– Двое. Совершенно одинаковых. Я оставил того, который зовется Сенем, в шатре дедушки Ламеха. – Иафет чуть виновато посмотрел на отца. – А после пошел искать этого вот. Я искал всю ночь, сдался – и надо же, он у нас в шатре!

– Мы никогда не видели двух одинаковых людей. Давайте пошлем кого-нибудь к дедушке Ламеху, чтобы убедиться, что этот не тот, – предложил Хам.

– Ты что, мне не веришь? – возмутился Иафет.

– Просто хочу убедиться, – ответил Хам.

– Я сам сперва никак не мог поверить, – уже спокойнее сказал Иафет.

Тут в их разговор вклинилась Оливема:

– Его нужно обмывать водой, чтобы кожа была прохладная и влажная.

– Вода! – воскликнула Матреда. – Даже мамонтам стало трудно вынюхать воду! Но у нас много вина.

– Только не мое вино! – взревел патриарх. – Женщина! Ты себе не представляешь, как тяжко я тружусь на винограднике!

– Я представляю, – кротко заметил Иафет. – Я работаю там с тобой.

Оливема чуть нахмурилась:

– Боюсь, вино не годится.

– Хиггайон брызгал водой из дедушкиного кувшина на Сеня, – сообщил Иафет. – Думаю, это помогло. – Он посмотрел на Селу, снова умостившуюся у ног Матреды.

Ана искоса взглянула на болезненно бледного Хама, потом на распростертое тело Денниса:

– Не будь он такой ободранный, так был бы просто красавчик.

Элишива, жена Хама, приземистая и рассудительная, с пышными черными кудрями и темными спокойными глазами, фыркнула:

– Не лезь к нему, Ана. Ты же видела: единорог подошел прямо к нему. Хоть он и великан размерами, но он еще почти ребенок. И он дрожит. Ему страшно.

– В любом случае никто его больше не тронет! – яростно бросила Матреда.

Иалит взглянула на мать с благодарностью.

Отец фыркнул:

– Женщины! Вечно меня изводят женщины с их добрыми делами. Матреда кормит любого лентяя-попрошайку, который придет к шатру, а Элишива помогает ей следить, чтобы горшок с супом не пустел.

– Люди не по своему желанию бедны и голодны, – спокойно сказала Матреда. – Мы вполне в состоянии поделиться. Муж, я не позволю, чтобы с этим молодым великаном плохо обращались.

– Да делай с ним что хочешь! – отмахнулся патриарх. – Мне без разницы, пока меня этим не утруждают.

Оливема посмотрела на мужа:

– Его нельзя оставлять здесь. Тут слишком жарко и слишком тесно. Он уже был при смерти, когда свет единорога коснулся его, и я думаю, он все еще очень болен.

– Слушайте Оли, – хмыкнул Хам. – Она знает, что говорит.

Для Иалит же, что бы там ни говорил Иафет, Деннис был тем же самым юношей, которого она видела в дедушкином шатре. Впервые увидев молодого великана, она его испугалась, а на этот раз, похоже, страшно было ему.

– А куда нам его поместить?

– Он еще ребенок, – сказала Оливема. – Может, в женский шатер?

На взгляд Иалит, Сэнди-Деннис вовсе не был ребенком!

– А ни у кого из нас не наступит вскорости лунное время? – спросила Элишива.

Матреда – именно она вела этому счет – задумчиво нахмурилась и принялась считать на пальцах.

– Пока что нет. А скоро он уже достаточно поправится, чтобы спать здесь, в большом шатре. Или умрет.

Иалит содрогнулась:

– Не говори так! Он наш гость. Нельзя допускать, чтобы гости умирали.

– Милая моя, – покачала головой Матреда, – он ужасно обгорел. И весь в ссадинах, словно его пытались почистить, как морковку.

– Может, стоит позвать кого-нибудь из серафимов? – предложил Иафет.

Его мать кивнула. Посмотрела на Иалит:

– Ведь твой друг Ариэль придет?

– Думаю, да. – Если уж придется звать Ариэля, надо будет точно убедиться, что это Ариэль, а не Иблис. Приходить к больным – это не по части нефилимов. Иалит это откуда-то знала, хотя и сама не понимала откуда.

– Элишива, – продолжала Матреда, – посмотри в сундуке за моим спальным местом, там должен быть мягкий лен, чтобы подложить ему. Шкуры слишком грубые.

– Мамочка всегда знает, как лучше, да, Хам? – ухмыльнулась Ана и удалилась.

– Я выжму сок из инжира, пусть попьет. – Матреда всегда чувствовала себя как рыба в воде, если была при деле.

Оливема снова положила ладонь на лоб Денниса:

– Он такой горячий! – Она нахмурилась.

Деннис вздрогнул и застонал. Глаза его были крепко зажмурены.

– Если он собрался умереть у нас, выкиньте его из шатра поскорее! – распорядился патриарх.

– Отец! – возмутилась Иалит.

Иафет успокаивающе взял ее за руку.

– Тебе придется понять, дочь, – сказал патриарх, – что невозможно вылечить всех птиц с перебитым крылом или раненых саламандр.

– Но я могу попытаться!

– И заставить их страдать сильнее, вместо того чтобы просто позволить им умереть? – поинтересовался отец.

– Ах, отец…

– Хватит! – вмешалась Матреда. – Довольно болтовни. Иафет, помоги нам отнести этого непонятного великана в женский шатер. Пошевеливайся!

Открыв глаза и обнаружив вокруг низкорослых смуглых людей, Деннис испугался. Как он снова очутился в том ужасном шатре? Зачем единорогу возвращаться к тем, кто вышвырнул его на помойку? И куда делся единорог?

Сквозь опущенные веки сверкнул яркий свет, потом пришла темнота. Денниса затрясло. Он почувствовал прикосновение чужой руки ко лбу. Прохладной. Мягкой. Почти как мамина. Когда он болел гриппом, только прикосновение материнской руки приносило ему прохладу.

– Мама, – простонал Деннис, а потом у него вырвалось, как у маленького: – Мамочка…