Ганс Андерсен - Штопальная игла

Жила-была штопальная игла. Она так высоко задирала свой острый носик, словно была по крайней мере тонкой швейной иголкой.

– Осторожнее! – сказала она пальцам, которые вынимали её из коробки. – Не уроните меня! Если я упаду, то, конечно, потеряюсь. Я слишком тонка.

– Будто уж! – ответили пальцы и крепко обхватили штопальную иглу.

– Вот видите, – сказала штопальная игла, – я хожу не одна. За мной тянется целая свита! – И она потянула за собой длинную нитку, но только без узелка.

Пальцы ткнули иглу в старый кухаркин башмак. На нём только что лопнула кожа, и надо было зашить дыру.

– Фу, какая чёрная работа! – сказала штопальная игла. – Я не выдержу. Я сломаюсь!

И сломалась.

– Ну вот! – пискнула игла. – Я же говорила, что я слишком тонка.

“Теперь она никуда не годится”,– подумали пальцы и уж хотели было выбросить иглу. Но кухарка приделала к сломанному концу иглы сургучную головку и заколола иглой свой шейный платок.

– Вот теперь я брошка! – сказала штопальная игла. – Я всегда знала, что займу высокое положение: в ком есть толк, тот не пропадёт.

И она усмехнулась про себя – никто ведь не слыхал, чтобы штопальные иглы смеялись громко. Сидя в платке, она самодовольно поглядывала по сторонам, словно ехала в карете.

– Позвольте спросить, вы из золота? – обратилась игла к своей соседке – булавке. – Вы очень милы, и у вас своя собственная головка. Жаль только, что она слишком мала. Придётся, моя милая, вам отрастить её – не всякому ведь достаётся головка из настоящего сургуча.

При этом штопальная игла так гордо выпрямилась, что вылетела из платка и упала прямо в канаву, в которую кухарка в это время выливала помои.

– Ну что ж, я не прочь отправиться в плаванье! – заявила штопальная игла. – Только бы мне не утонуть.

И она пошла прямо ко дну.

– Ах, я слишком тонка, я не создана для этого мира! – вздохнула она, лёжа в уличной канавке, – Но не надо падать духом – я ведь знаю себе цену.

И она выпрямилась, как могла. Ей всё было нипочём.

Над ней проплывала всякая всячина – щепки, соломинки, клочки старых газет...

– Сколько их тут! – говорила штопальная игла. – И хоть бы один из них догадался, кто лежит здесь, под водой. А ведь лежу здесь я, настоящая брошка... Вот плывёт щепка. Ну что же, плыви, плыви!.. Щепкой ты была, щепкой и останешься. А вон соломинка несётся... Ишь как вертится! Не задирай носа, голубушка! Смотри, наткнёшься на камень. А вот обрывок газеты. И разобрать уж нельзя, что на нём напечатано, а он гляди как важничает... Одна я лежу тихо, смирно. Я знаю себе цену, и этого у меня никто не отнимет.

Вдруг возле неё что-то блеснуло. “Брильянт!” – подумала штопальная игла. А это был простой бутылочный осколок, но он ярко блестел на солнце. И штопальная игла с ним заговорила.

– Я брошка, – сказала она, – А вы, должно быть, брильянт?

– Да, что-то в этом роде, – ответил бутылочный осколок.

И они разговорились. Каждый из них считал себя драгоценностью и радовался, что нашёл достойного собеседника.

Штопальная игла сказала:

– Я жила в коробке у одной девицы. Девица эта была кухаркой. У неё на каждой руке было по пяти пальцев, и вы не можете себе представить, до чего доходило их чванство! А ведь всего только у них и дела было, что вынимать меня из коробки и класть обратно.

– Чем же эти пальцы гордились? Своим блеском? – сказал бутылочный осколок.

– Блеском? – переспросила игла. – Нет, никакого блеска в них не было, зато чванства хоть отбавляй. Их было пять родных братьев. Они были разного роста, но держались всегда вместе – шеренгой. Только крайний из них, по прозванию Толстяк, торчал в сторону. Кланяясь, он сгибался только пополам, а не в три погибели, как остальные братья. Зато он хвастался тем, что если его отрубят, то и весь человек будет негоден для военной службы. Второй палец звался Лакомкой. Куда только он не совал свой нос – и в сладкое и в кислое, и в небо и в землю! А когда кухарка писала, он нажимал перо. Третьего брата звали Долговязым. Он смотрел на всех свысока. Четвёртый, по прозванию Златоперст, носил вокруг пояса золотое кольцо. Ну, а самого маленького звали Петрушкой Бездельником. Он ровно ничего не делал и очень этим гордился. Вот чванились они, чванились, а ведь из-за них-то я и угодила в канаву.

– А зато теперь мы с вами лежим и блестим, – сказал бутылочный осколок.

Но в эту минуту кто-то вылил в канаву ведро воды. Вода хлынула через край и унесла с собой бутылочный осколок.

– Ах, он ушёл от меня! – вздохнула штопальная игла. – А я осталась одна. Видно, я слишком тонка, слишком остра. Но я горжусь этим.

И она лежала на дне канавы, вытянувшись в струнку, и размышляла всё об одном и том же – о себе самой:

“Я, наверно, родилась от солнечного луча, так я тонка. Недаром мне кажется, что солнце ищет меня сейчас в этой мутной воде. Ах, мой бедный отец никак не может меня найти! Зачем я сломалась? Если бы я не потеряла свой глазок, я заплакала бы сейчас, так мне себя жалко. Но нет, я бы этого не сделала, Это неприлично”.

Однажды к водосточной канаве прибежали мальчишки и стали выуживать из грязи старые гвозди и медяшки. Скоро они перепачкались с головы до ног, ко это-то им больше всего и нравилось.

– Ай! – вскрикнул вдруг один из мальчишек. Он укололся о штопальную иглу. – Гляди-ка, что за штука!

– Я не штука, а барышня! – заявила штопальная игла, но никто не расслышал её писка.

Старую штопальную иглу трудно было и узнать. Сургучная головка отвалилась, и вся игла почернела. А так как в чёрном платье все кажутся ещё тоньше и стройнее, то игла нравилась себе теперь ещё больше прежнего.

– Вот плывёт яичная скорлупа! – закричали мальчишки.

Они поймали скорлупу, воткнули в неё штопальную иглу и бросили в лужу.

“Белое идёт к чёрному, – подумала штопальная игла. – Теперь я стану заметнее, и все будут мной любоваться. Только бы мне не захворать морской болезнью. Я не перенесу её. Я ведь такая хрупкая...”

Но игла не захворала.

“Видно, морская болезнь меня не берёт, – подумала она. – Хорошо иметь стальной желудок и притом никогда не забывать, что ты выше простого смертного. Вот теперь я совсем пришла в себя. Хрупкие создания, оказывается, стойко переносят невзгоды”.

– Крак! – сказала яичная скорлупа. Её переехала ломовая телега.

– Ой, как тяжело! – завопила штопальная игла. – Теперь уж я непременно захвораю. Я не выдержу! Не выдержу!

Но она выдержала. Ломовая телега уже давно исчезла из виду, а штопальная игла осталась лежать как ни в чём не бывало на мостовой.

Ну и пусть себе лежит.