Лев Давыдычев - Жизнь Ивана Семёнова

Вышел Иван на кухню, а там мама спрашивает:

– Скоро кончишь дурака валять?

– Скоро.

– А то ведь надоело с тобой нянчиться. Понял?

– Понял.

– Тебе хоть немного стыдно?

– Стыдно.

– Немного, средне или очень?

– Очень.

– Больше не будешь?

– Нет.

И ещё минут десять! И когда в кухне появилась бабушка, Иван затараторил:

– Скоро кончу дурака валять, потому что тебе надоело со мной нянчиться. Мне стыдно очень. Больше не буду.

– Ненаглядный ты мой! – воскликнула бабушка. – И всё-то ты понимаешь, бесценный!

Выбежав на улицу, Иван, конечно, тут же забыл обо всём, даже о том, что с сегодняшнего дня решил стать отличником.

Для него идти по улице – всё равно что кино смотреть, а может, ещё и интересней.

Кошку на окошке увидел – «Мяу, мяу», – поздоровался.

Собака мимо бежала – «Гав, гав» ей сказал.

«Кар! Кар!» – ворону передразнил.

Стайку воробьев разогнал.

Взглядом проводил самолёт и погудел, как мотор.

Попробовал грузовик обогнать.

Девочке подножку подставил.

Все вывески прочитал и ещё складывал их, получалось интересно:

БАКАНОМ

ГАСТРОЛЕЯ

Около парикмахерской в зеркале состроил себе шестьдесят четыре рожицы.

Две старушки беседовали – послушал.

Впереди лейтенант шёл – Иван за ним в ногу кварталов пять прошагал.

И вдруг вспомнил: школа!

Почесал затылок, скомандовал:

– В школу бегом – марш!

Только пятки замелькали. Бежал, бежал, запыхался. Остановился, огляделся и давай хохотать – не в ту ведь сторону бежал!

– Гвардии рядовой Иван Семёнов, обратно шагом марш! Раз, два, левой! Раз, два, левой!

Кошку на окошке увидел – «Мяу, мяу», – поздоровался.

Попробовал грузовик обогнать.

Собака мимо бежала – «Гав! Гав!» ей сказал.

Три старушки спорили – послушал.

Около парикмахерской в зеркале сам себе шестнадцать раз кулак показал.

И вдруг весело стало – поплясал немного.

Пришёл в школу усталый, еле дышит.

– Почему опять опоздал? – спрашивает Анна Антоновна. – Проспал?

– Нет.

– А что случилось?

– Ничего.

– Почему же опоздал?

– По улице шёл и... опоздал.

– Все по улице шли, а опоздал только ты. Почему?

– Не знаю.

– Не знаешь, – с укоризной сказала Анна Антоновна. – Тебе хоть немного стыдно?

– Стыдно. – Иван тяжело вздохнул. – Очень стыдно. Всем надоело со мной нянчиться. Я больше не буду.

– А мы тебе не верим! – крикнул Паша.

– Мы всем классом решили, что тебе необходим буксир, – сказала Анна Антоновна.

—Какой буксир? – удивился Иван.

– Который тебя тащить будет! – крикнул Колька,

– Куда тащить?

– Мы найдём для тебя самого лучшего ученика из четвёртых классов, – объяснила Анна Антоновна. – Он поможет тебе учиться.

– А я и без буксира могу, – с гордостью сказал Иван. – Я ещё вчера решил круглым отличником стать.

Тут раздался такой хохот, что Иван тоже захохотал. И чем громче смеялись ребята, тем громче смеялся Иван.

Домой из школы Иван шёл один.

Настроение у него было... охо-хо! Испортилось у него настроение. «Вот всегда так бывает, – размышлял он, – только соберёшься что-нибудь хорошее сделать – помешают. Буксир какой-то выдумали! Будто я сам не могу отличником стать. Ну, дело ваше... Вы этот буксир выдумали, вы и отвечать будете».

– Здорово живём, Семёнов! – окликнул его гревшийся на солнышке дед Голова Моя Персона. – Как жизнь шпионская?

Хотел Иван с горя мимо пройти, но вспомнил, что дед – мастер рассказывать разные истории, и присел рядом.

– Что смурый такой? – продолжал расспрашивать дед. – Двоечки мучают? У меня вот тоже беда. Можно сказать, несчастный случай. Надо нам с Былхвостом работу менять. Уж где только мы с ним не работали, и отовсюду я из-за него уходил.

– А почему, дедушка?

– Друг он мой. Не важно, что пёс, а важно, что друг. Не могу я его бросить. А его отовсюду вежливо просят удалиться. Собачья у него жизнь! Характер у него уж больно невозможный. Вредный, я бы сказал. С виду пёс смирный, а засоня и лодырь. А вдруг вот найдёт на него... ужас! Вот в кинотеатре мы с ним работали. Красота. Днём сплю, вечером кино смотрю, ночью дежурю, караулю. Так этот пёс, будь он неладен, вдруг решил тоже в кино ходить. Пролезет в зал, полсеанса сидит смирно, а потом – как начнёт лаять! Все с мест повскакают, крики, а он от криков совсем одуреет и под стульями носится. Ну, привяжу я его на верёвку, а он скулит, прощения просит. «Дай, – говорю, – честное собачье слово, что больше не будешь». Он мордой кивает. Отвяжу я его. И опять старая история. Пришлось нам другую работу искать. Приняли нас в аптеку. Тоже красота! А там ночью дежурная старушка сидела. Кому ночью лекарство потребуется, тот постучит, старушка проснётся и выдаст лекарство. Удобно. И кто это пса научил в окно стучать? Ума не приложу. Подойдёт он к окну и лапой стук-стук. Старушка просыпается, бежит открывать, а на крыльце Былхвост сидит. Улыбается, дурак. Терпела старушка, терпела и заявила начальству: «Или я, или пёс!..» Пошли мы новую работу искать. Вот в эту контору устроились... – дед махнул рукой и замолчал.

– Ну и что, дедушка?

– Ох... Даже и говорить страшно. Думается мне, что Былхвост лунатиком сделался.

– Лунатиком? – оживился Иван. – Это как?

– А вот так. Ночь. Тьма кромешная. Бывало, друг мой храпит вовсю. Пока есть не захочет. А сейчас ни с того ни с сего встанет и – пошёл! Прямо! А глаза закрыты! Спит! – в ужасе крикнул дед. – Стоя спит! На ходу спит! Лунатик! Вот какие дела, голова моя персона.

– Так пусть он себе гуляет, дедушка.

– А вдруг его на крышу потянет? Лунатики, говорят, даже по проводам ходят.

– А почему их лунатиками называют?

– Так ведь без луны-то лунатиков не бывает, – ответил дед. – Тут всё дело в луне. Она на них действует.

Ивану эта болезнь понравилась. Только не знал он1 как ею заболеть?

Задумался.

И – придумал.

После звонка с последнего урока Анна Антоновна задержала весь класс.

– Сейчас придёт... – сказала она.

– Буксир! – крикнул Колька Веткин.

Приоткрылась дверь, и раздался голос:

– Можно?

– Входи, входи, – пригласила Анна Антоновна.

В класс вошла девочка.

– Буксир! – закричал Колька Веткин. – Вот это буксир, я понимаю! – И захохотал, будто Чарли Чаплина увидел.

Но больше никто не рассмеялся.

Иван втянул свою большую голову в плечи.

Дело в том, что если бы эта девочка родилась мальчиком, то из неё (то есть из него) получился бы борец или боксёр самого тяжёлого веса. Эта четвероклассница ростом была как семиклассница, а может быть, и больше.

Звали её Аделаида.

Стоял на улице киоск с вывеской «Мороженое». В киоске сидела тётя. Один зуб у тёти был не простой, а золотой. Когда на него попадал солнечный луч, зуб сверкал, как прожектор.