Джеральд Даррел - Поместье-зверинец

– Господи, – поражается одна из женщин, – да у него нельзя отличить перед от зада!

...Время ленча. Что ж, пока все идет гладко. Садясь за стол, вы спрашиваете себя: случится ли до вечера какая-нибудь беда – скажем, засорятся трубы в женской уборной или, еще того хуже, пойдет дождь и отпугнет всех, кто собирался поехать в зоопарк? После ленча вы убеждаетесь, что небо, слава богу, по-прежнему ясное, синее. Пожалуй, надо сходить к пингвинам, осмотреть их пруд и прикинуть, что и как там можно улучшить.

Незаметно выскальзываете из дома. Недостаточно незаметно. Сперва жена, а за ней секретарша перехватывают вас и напоминают, что вы на неделю задержали две рецензии и одну статью, что ваш поверенный сорвал голос, требуя рукопись, которую вы ему обещали полтора года назад. Греша против истины, заверяете их, что скоро вернетесь, и уходите к пингвинам.

По дороге встречаете улыбающегося Стефана. Что приключилось смешного? Он рассказывает, как зашел в львиный загон навести там чистоту, обернулся и вдруг, представьте себе, увидел посетителя, который спутал загон с уборной.

– Что вы тут делаете? – осведомился Стефан.

– А что, разве это не мужская? – проворчал посетитель.

– Нет, здесь львы живут, – сказал Стефан.

Он никогда не видел, чтобы человек так стремительно выскакивал из общественной уборной.

Разработав сложный и замечательный план реконструкции пингвиньего пруда, приступаю к разработке такого же сложного и замечательного плана – как поладить с Кэт. Она заведует нашим хозяйством и так ревниво оберегает казну зоопарка, что заставить ее раскошелиться не так-то легко. Отправляюсь в канцелярию, надеясь застать Кэт в приподнятом настроении, но она сердито роется в огромной куче гроссбухов. У меня приготовлена речь о достоинствах моей идеи, которая должна принести столько радости пингвинам, однако наш администратор, устремив на меня строгие зеленые глаза, голосом, подобным смазанному медом бритвенному лезвию, докладывает, что моя предыдущая блестящая идея обошлась ровно вдвое дороже, чем я рассчитывал. Выражаю свое удивление, недоверчиво смотрю на гроссбух, намекая взглядом (но не словами), что она, должно быть, обсчиталась. Кэт с готовностью проделывает заново все выкладки, чтобы не было спора. Чувствуя, что сейчас не самое удачное время заводить речь о пингвиньем пруде, поспешно даю задний ход и возвращаюсь в зоопарк.

Провожу десять приятных минут, лаская сквозь проволочную сетку лохматых обезьян, но вдруг рядом со мной совсем некстати возникает мой личный секретарь. Не успел я придумать что-нибудь в свое оправдание, как она еще раз напоминает про рецензии, статью и книгу и безжалостно тащит меня в кабинет.

Сижу и ломаю голову, как бы потактичнее отозваться о возмутительной книге, которую мне прислали на рецензию, но люди идут и идут и не дают сосредоточиться. Входит Кэт с протоколом последнего заседания, следом за ней Лез пришел узнать, с какой ячеей должна быть проволочная сетка для новой клетки. Джон справляется, не получены ли мучные черви, ведь старый запас уже на исходе, а Джереми сообщает, что у динго родилось одиннадцать щенят. Попробуйте напишите хорошую рецензию, когда мозг занят неразрешимой задачей – что делать с одиннадцатью щенятами динго!

Наконец рецензия написана, и вы снова ускользаете в зоопарк. Близится вечер, толпы посетителей редеют, людской поток устремляется по главной дорожке к своим автомобилям, на остановку автобуса или извозчика. Косые лучи солнца ярко освещают клетку, где живут венценосные голуби – большие синевато-серые птицы с красными глазами и трепещущим хохлом из перьев, нежных, как папоротник "венерины волосы". Пригретые заходящим солнцем, они красуются друг перед другом – то расправят свои каштановые крылья, словно ангелы на надгробье, то кланяются и делают пируэты, издавая страшный, гулкий крик. Чувствуя, что близится час "вечернего молока", капризно визжат шимпанзе, но, когда вы проходите мимо, они прерывают свой истерический дуэт и приветствуют вас.

В отделе мелких млекопитающих пробуждаются ночные животные, которые целый день лежали, будто тихо посапывающие клубки шерсти. Галаго с огромными, вечно испуганными глазами покидают соломенную постель и бесшумно, как пушинки, носятся по клетке, останавливаясь около тарелки, чтобы отправить в пасть горсть мучных червей; потто, эти крошечные подобия плюшевых мишек, рыскают по ветвям, и вид у них такой виноватый и скрытный, словно они из какой-то шайки ночных грабителей; щетинистый броненосец – слава богу! – очнулся от своего оцепенения, принял правильное положение и бродит взад и вперед, как заводная игрушка.

Этажом ниже гориллы, довольно покряхтывая, пьют молоко. Ненди предпочитает лечь на живот и тихонько потягивать из железной миски. Н'Понго презирает эти женские штучки, он пьет прямо из бутылки, осторожно держа ее в своих могучих черных ручищах. Чаще всего он сидит при этом на трапеции, и его пристальный взгляд устремлен на донышко бутылки. Джереми стоит начеку, потому что, как только Н'Понго проглотит последние капли, он попросту разожмет руки, бутылка упадет на цементный пол и разобьется вдребезги. Куда ни поглядишь, обезьяны, сверкая глазами и вскрикивая от удовольствия, набивают себе рот вечерней порцией хлеба с молоком, которое струйками бежит по подбородку.

Вы идете к главным воротам и слышите громкие, звонкие крики журавлей антигон. Это высокие, стройные птицы с серым оперением, а голова и шея у них словно покрыты выцветшим бархатом. В лучах заходящего солнца, на фоне синих и лиловых гортензий они исполняют грациозный брачный танец. Вот один из них взял клювом прутик или пучок травы и, подняв крылья, важно ступая длинными тонкими ногами, кружится, прыгает, подкидывает прутик кверху, а другой смотрит и кивает, будто в знак одобрения. Потом начинают оживать совы. Когда вы заглядываете в клетку Вуди – совы Вудфорда, она неодобрительно щелкает клювом и прячет огромные глаза под голубыми веками с длиннейшими ресницами, которым по завидует любая кинозвезда. Белолицые сплюшки, весь день казавшиеся серыми обрубками гниющего дерева, теперь открывают большие золотистые глаза и негодующе глядят на вас.

На клумбы и искусственные горки наползают тени. Павлин, усталый, словно артист после длинного спектакля, медленно шагает к огороженному саду, волоча за собой блестящий хвост. Он провожает к насестам своих важных дам. На гранитном кресте над большой аркой входа во двор сидит зарянка. Это наш постоянный житель. Гнездо у нее в трещине стены, наполовину скрытой каскадом вьюнков с голубыми цветами. Самочка насиживает четыре яйца, а самец поет-заливается, весь уйдя в созерцание неба на западе, где солнце соткало закат из золота, сини и зелени.