Илона Волынская - Миссия супергероев

Обреченно вздохнув, Катька подняла гуся на руки и свернула во двор. Испуганно остановилась. Ни одно окно не светилось. Приземистые коробки старых домов стояли черные и мрачные и жутко пялились на Катьку темными озерами слепых окон. Черный двор казался громадной распахнутой пастью. Ступи в сплошной мрак – гигантские зубы клацнут, и Катька навеки канет в непроглядную тьму. Вместе с гусем, лимонадом и сухариками. И даже колбасы от них не останется!

«Спокойно, спокойно!» – мысленно твердила себе Катька. Ничего страшного не происходит, просто в домах нет света, отключился. Она пройдет, и ничего с ней не случится, никакой пасти там тоже нет…

Катька попыталась сдвинуться с места, но ноги не шли. Они были словно сами по себе, головы не слушались и, кажется, были категорически уверены: может, чего-то и нет, а жадная пасть во мраке точно есть!

Катька жалобно оглянулась назад, на освещенный отблесками уличных огней проход – лучше ей вернуться…

Обморочная, страшная слабость окатила ее с ног до головы. Стало трудно дышать. Прямо за спиной, катясь тихо и неслышно, ехал знакомый заляпанный грязью фургон. Тупая железная морда с погашенными фарами нависла над девчонкой и, казалось, ехидно ухмылялась железным оскалом бампера. На ватных ногах Катька отступила назад, упершись спиной в стену…

Прикосновение холодного бетона привело ее в чувство. Катька рванула вдоль дома к лазу между гаражами, со всей силы прижимая к себе притихшего Харли. Послышался звук мотора – словно серый фургон зарычал ей вслед – и все так же неторопливо и неумолимо покатил следом.

– Ой, Харли, не надо нам было его клевать! И шипеть не надо было! – прохрипела на бегу Катька, проскакивая в лаз.

Цепляясь рюкзаком за натянутую между гаражами проволоку, Катька проскользнула в соседний двор. В лаз фургону за ней не протиснуться… Катька со всех ног кинулась к ведущей на улицу арке. Скорей туда, где свет, где люди…

Катька подбежала к арке и замерла. Тихо шурша шинами по старому асфальту, серый фургон с погашенными фарами выворачивал ей навстречу.

Катька отпрыгнула обратно во мрак и в отчаянии огляделась. Если она снова побежит через двор, заметят – ее яркая куртка и белые перья Харли четко выделялись в темноте. Катька заметалась. Деваться некуда, ставший неожиданно тяжелым Евлампий Харлампиевич буквально обрывал руку, сумка с продуктами висела гирей… а фургон уже заполонил собой арку, вот-вот протиснется во двор, и Катька с гусем окажутся как на ладони.

Катька снова бросилась в глубь темного двора. Пробежала мимо пристройки у «собачьей» квартиры.

Фургон уже въехал во двор. Катька спиной чуяла, как сквозь лобовое стекло две пары недобрых глаз всматриваются во мрак двора, выискивают…

Что-то с силой ударило ее по коленям. Катька глухо вскрикнула, зашаталась, едва не уронив гуся… плашмя ляпнулась на что-то высокое… твердое… плоское… Она наскоро провела рукой по поверхности и поняла, что, налетев впотьмах на скамейку, она лежит на металлическом дворовом столике, за которым коротают время местные бабушки.

Фургон, словно привязанный к Катьке невидимой нитью, катил точно в ее сторону.

Катька вьюном проскользнула под стол, втащила за собой сумку… и затаилась между столбиками ножек, на всякий случай зажимая рукой клюв Евлампия Харлампиевича.

Темная громада фургона выступила из черноты и нависла прямо над Катькиным убежищем. Громко хрустнул гравий… и грязное колесо остановилось точно перед Катькой. Хлопнула дверь, и с высокой подножки на землю ступили ноги в тяжелых ботинках. Потом еще одни…

Катька в ужасе зарылась лицом в перья гуся. Сейчас ее ухватят за шиворот, выдернут из-под стола… и все, они с Харли пропали!

Обе пары ботинок некоторое время потоптались у самого Катькиного носа, словно их обладатели оглядывались по сторонам… и двинулись прочь. А потом девочка услышала резкое дребезжание дверного звонка и заливистый собачий лай.

Катька осторожно выглянула из-под стола, так, что одни ее глаза торчали над деревянной скамейкой. Она не ошиблась – это были ее знакомцы из супермаркета, Лысый и Репанный. Лысый держался за подбитый Харли глаз и слегка прихрамывал. Подойдя к пристройке, он вдавил кнопку звонка. Его репанный приятель стоял рядом, прислонившись спиной к косяку, и прислушивался к собачьему лаю за плотно закрытой створкой.

Катька высунулась из-за скамейки чуть дальше. Что же получается – эти двое вовсе и не гнались за ней? Они себе ехали по своим делам, а она панику подняла, по двору металась, под стол зачем-то залезла…

Лай за дверью смолк, и тонкий девчоночий голос испуганно и неуверенно спросил:

– Кто там?

– Ты Аня, да? Открой, пожалуйста, нас прислал твой папа, – сладко пропел Лысый, и его тон показался Катьке каким-то очень знакомым. Только она никак не могла сообразить, где уже его слышала.

За дверью «собачьей» квартиры явно воцарилось смятение. Сперва там тоненько недоуменно тявкнули, а потом дрожащий девчоночий голос снова сказал:

– Папа не разрешает никому открывать, когда его нет дома.

Лысый вздохнул так шумно, что, казалось, стекла задрожали:

– Мы не хотели тебя пугать, но… понимаешь, деточка… – он вроде как замялся. – Боюсь, папы твоего сегодня дома и не будет… – горестно протянул он. – Ты же сама знаешь, он ездил на полигон, проводить испытания…

– Облучение? Или взрыв? – теперь в голосе за дверью звучал откровенный ужас.

Катька услышала, как внутри щелкают замки… и из темной, лишенной света квартиры на улицу высунулась изящная длинная морда афганской борзой. Катька кивнула – она всегда догадывалась, что эти собаки не простые, и вот, пожалуйста, – разговаривают!

«Афганка» с легким взвизгом исчезла в дверях – словно ее втянули обратно. Вместо нее на пороге появилась худющая, коротко стриженная девчонка примерно того же возраста, что и Вадька. И быстро спросила:

– Он в больнице? Или… – она задохнулась, и лицо ее, казалось, засветилось в темноте – таким оно было белым. – Или он… Он же не?…

– Нет, нет, конечно, нет, – отступая от порога и пятясь к фургону, ласково-ласково пел Лысый. – И с ним, и с тобой все будет в порядке. Мы отвезем тебя к папе, деточка…

Девчонка невольно шагнула за ним, выходя из квартиры…

В эту секунду Катька сообразила много всякого и сразу. Сначала она поняла: Репанный занял такую позицию, что его невозможно увидеть ни от двери, ни из окна «собачьей» квартиры. Потом до нее вдруг дошло, на что похож приторный голосочек Лысого, – тот говорил в точности как волк из сказки «Семеро козлят»! И Катька вспомнила, что случилось с ней самой, когда она вот так же открыла дверь незнакомым дядькам.