Коллектив авторов - Античный полис. Курс лекций

Здесь мы хотели бы высказать мысль, которая, несомненно, покажется парадоксальной: полис – не «протогосударство», а, если можно так выразиться, «постгосударство», более высокая и совершенная ступень человеческого общежития, нежели обычные государства. Подчеркнем, что данный тезис предлагается в сугубо гипотетической форме как тезис заведомо спорный; если введение нового термина вызовет дискуссию, с чьей-то стороны – несогласие, то это будет только полезно для развития науки об античности.

Такой тип общности людей, «постгосударство», насколько можно судить, был редчайшим и нигде более за пределами полисного мира не встречающимся. Да и полисному миру античной Греции на этой высоте суждено было удержаться не очень долго – всего лишь несколько веков, а потом, в эпоху эллинизма, в основном произошел «откат» к обычному для древности типу государственности, к бюрократическим монархиям, процесс эволюции «от гражданина к подданному», как его часто характеризуют в историографии. Может быть, дух «постгосударства» дольше, чем в эллинистическом мире, удержался в Риме: Римская империя, например, в годы правления династии Антонинов производит какое-то очень благоприятное впечатление. В Риме, впрочем, тоже в конце концов полисная по истокам система принципата сменилась чуждой полису системой домината, но на римских реалиях мы, естественно, специально останавливаться здесь не будем.

Вернемся к полису греческому. Этот уникальный феномен мог сложиться только в уникальных исторических условиях. «Постгосударство» уже по определению должно формироваться после государства. В Греции мы имеем как раз такой случай: повторное рождение государственности на обломках микенских дворцовых царств – государств обычного, «бюрократического» типа. Для греков речь шла о второй попытке создания цивилизации, и этим уже много сказано.

Иными словами, полис был вторичным образованием. Государственность же, формирующаяся не «с нуля», а на руинах предыдущей государственности, вольно или невольно учащаяся на ее ошибках и старающаяся этих ошибок не делать, вырастает в конечном счете во что-то новое, невиданное.

В связи с проблемой происхождения полиса нам представляется необходимым специально оговорить одно важное обстоятельство. В исторической науке является чрезвычайно распространенной, можно сказать, общепринятой точка зрения, суть которой выражается, например, следующей цитатой: «История человечества знает самые разнообразные формы государства, возникавшие в ходе разложения родоплеменного строя. Античный полис представляет собой один из вариантов нередко возникающего в этих условиях города-государства…» Говорят о «разрушении родоплеменного уклада жизни», о «процессе разрушения родоплеменной структуры связей» в Греции в период становления полиса.

Приведенные цитаты взяты из замечательной книги А. И. Зайцева «Культурный переворот в Древней Греции VIII–V вв. до н. э.». Но это получилось чисто случайно – просто книга оказалась под рукой. С тем же успехом мы могли бы процитировать абсолютно аналогичные суждения из десятков других работ. Поэтому никаких претензий к такому выдающемуся специалисту, каким был А. И. Зайцев, нет и быть не может. Ученый просто воспроизвел решительно преобладающее в антиковедении мнение. Но верно ли само это мнение?

Здесь у нас имеются серьезные возражения. Вырос ли полис из родоплеменной структуры общества в ходе разложения и разрушения этого строя? Несомненно, в большинстве случаев ранние государства именно так и рождались. Но греческий полис, как мы уже видели, являет собой особый случай.

Первые государства в Греции появились во II тыс. до н. э., и, следовательно, пресловутые родоплеменные структуры были в основном разрушены уже тогда. В ходе «микенского коллапса» (который, кстати, в действительности не был таким уж коллапсом, как еще не столь давно принято было считать) произошла регенерация некоторых элементов догосударственного, позднепервобытного социума. Но родовое общество как система в полном и целостном виде возродиться, конечно, уже не могло. Так, можно с полной уверенностью утверждать, что уже греческая община II тыс. до н. э. – это соседская община. И именно из нее, а не из общины родовой, сложился полис. К периоду греческой архаики подлинное родовое общество давно уже было позавчерашним днем.

В рассмотрение данного вопроса вносит некоторую путаницу тот факт, что в архаической Элладе (да и не только в архаической, но еще и в классической, и даже в послеклассической) источниками фиксируются аристократические роды (если ограничиться афинским материалом – Алкмеониды, Филаиды, Керики, Ликомиды, Этеобутады и др.). И, казалось бы, логичен ход рассуждения: раз есть роды («кланы», как их весьма нередко, хотя и некорректно, именуют в исследовательской литературе) – значит есть и родовое общество или, во всяком случае, его рудименты. Однако на самом деле здесь дезориентирует многозначная лексема «род»: все эти и другие греческие аристократические роды имеют ничуть не большее отношение к родоплеменным структурам, чем, допустим, русские аристократические роды Шереметевых, Голицыных, Юсуповых и др. Приведенная параллель не имеет характера некой описательной метафоры, она вполне буквальна: речь идет о феноменах аналогичных во всех отношениях, не только по форме, но и по сути. В обоих случаях перед нами вторичное, достаточно позднее явление, к первобытности отнюдь не восходящее и с древним кланом ни в какой связи не состоящее. Относительно русских дворянских родов столь очевидную вещь и доказывать не надо; что же касается родов греческих, то их схожая сущность была убедительно продемонстрирована Ф. Буррио, Д. Русселем и рядом других антиковедов.

Сказанное относится и к другим реалиям, которые обычно считают пережиточными элементами родоплеменного быта в античной Греции. Речь идет о филах и фратриях. Однако и здесь сходство мнимое, чисто внешнее. Термин «фила» обычно переводят как «племя». Но далеко не факт, что такое соответствие вполне корректно. Есть, в частности, мнения, что греческие филы – единицы, близкие скорее к индийским варнам, то есть явлению совсем иного порядка. В любом случае вопрос весьма сложен и не может быть однозначно решен при имеющемся состоянии источников. Наконец, фратрия, как весьма убедительно показал в свое время У. Дж. Форрест, является довольно поздним социальным феноменом, возникшим уже в начале I тыс. до н. э. и искусственно соотнесенным с системой родов.

Кстати, следует обратить внимание на следующее важное обстоятельство. В отличие от «классических» ирокезских родов, описанных Морганом и ставших неким эвристическим эталоном, и даже в отличие от римских родов роды греческие включали в себя не всех граждан, а именно только аристократов. Члены фратрии в Афинах делились на «геннетов» и «оргеонов». Первые – это те граждане, которые, по определению, входили в состав родов (γεννῆται – от γένοϚ, «род»), и они же являлись полисной знатью. А семьи оргеонов (незнатных афинян) входили во фратрии напрямую, минуя роды. Родоплеменные структуры в их традиционном понимании подобных ситуаций не предусматривают.