Лёня Герзон - Зверж

Порой Герадокл просто лепил из еды разные бессмысленные формы. Посетители ресторанов, а также официанты не любили его за то, что он иногда вдруг брал еду прямо руками и начинал ее мять. Больше всего Герадоклу нравились соусы и подливы. Они текли, и съедобный натюрморт на тарелке менялся. Это соответствовало главной теории Герадокла – ТЕОРИИ ВСЕОБЩЕГО ТЕЧЕНИЯ. «Всё течет, всё изменяется», – любил повторять Герадокл. Глядя на его руки, чуть ли не по локоть вымазанные в кетчупе, некоторые людишки открыто возмущались. Но Герадокл всегда исправно платил за заказанные блюда, к тому же он оставлял щедрые чаевые, поэтому в ресторанах его терпели.

Сегодня историк был одним из немногих посетителей «Патиссона». На тарелке его, как обычно, высилась гора какой-то серой, бесформенной массы, политой чем-то красным. Спор малянок с Кастрюлей заинтересовал его.

Мимо ресторана проходила большая компания людишек. В это время дождь ливанул изо всех сил, и компания бросилась в «Патиссон».

– Входите, входите! – гостеприимно приглашал Кастрюля, придерживая дверь и принимая у новых посетителей зонты и мокрые куртки.

– Я слышал ваш разговор, – начал Герадокл, втискиваясь между Кнопочкой и Барвинкой, которые все еще стояли у входа.

– О чем идет речь? – спросил у Кастрюли кто-то из вошедших.

– Некоторые считают, что нельзя есть мясо. Потому что для этого надо убивать животных.

– Животных? – удивились все.

– Это интересно!

– Ерунда какая-то!

– И правда, жалко куриц!

– А как же мясо-то есть, если не убивать? Непонятно!

– Тема, которую вы затронули, составляет глубокую философскую проблему, – продолжал Герадокл, не замечая остальных и обращаясь к Барвинке с Кнопочкой.

– Какую же? – нетерпеливо спросила Барвинка.

– Мы питаемся рыбой, а рыба питается червяком. Съев одну рыбу, мы тем самым спасаем тысячу червяков, которых она могла бы съесть за свою оставшуюся жизнь, если бы не умерла.

Герадокл сделал паузу и многозначительно пошевелил пальцами рук, словно изображая спасшихся от зубов рыбы червяков.

– Только представьте себе эту тысячу счастливых червячков, безмятежно копошащихся в земле и радующихся жизни. Но не всё так просто! Червяк, в свою очередь, питается разными букашками. Спася тысячу червяков, мы обрекаем на гибель миллион букашек, которых съедят эти червяки, и которых они бы не съели, если бы мы не съели рыбу. Представьте себе миллион несчастных букашек, обреченных на смерть!

– А чем питаются букашки? – спросил малянец по имени Гнобик, с размаха сняв куртку.

Тут все призадумались. Оказывается, этого никто не знал.

– Может, они питаются микробами? – робко предположила веснушчатая малянка Рябочка, с жиденьких рыжих косичек которой текла вода.

– Ну вот. Теперь нужно решать, можно или нет убивать микробов.

– Знаете что? – сказала Барвинка. – Мне нет никакого дела до того, кого едят рыбы или кого убивают червяки. Я лично не хочу никого убивать, вот поэтому я и не ем рыб. А то, что рыбы убивают червяков или не убивают – это пусть будет на их совести.

– Но у рыб же нет никакой совести! – послышалось из глубины зала.

Все повернулись в ту сторону и увидели малянца по имени Мормышкин, который преспокойно сидел за столиком и с удовольствием хлебал уху. Мормышкин был заядлым рыболовом.

– Я вчера весь день на речке провел. Ну хоть бы маленького карасика поймать! И главное – клёв-то есть. Но рыбы стали просто наглыми. Совести у них просто никакой! Всего червяка по кусочку обкусывает, а на крючок не попадает. Целую банку червей извел!

В ресторан входили новые малянцы и малянки. Повар Кастрюля лично рассаживал всех за столики. А Герадокл с Барвинкой и Кнопочкой все еще стояли у дверей. К ним подошел поэт Пёрышкин, который был завсегдатаем «Патиссона».

– Послушайте! У меня родилась басня! – громко возвестил Пёрышкин.

– Какая еще басня? – возмутилась Барвинка. – При чем тут басня, мы обсуждаем серьезные вещи?

– А у него, может, серьезная басня, – возразил сидящий неподалеку художник Мальберт. Он набрасывал карандашом портреты людишек в своем маленьком альбомчике.

– Пусть читает! – закричали все.

Пёрышкин взобрался на стул и с достоинством откинул назад свою длинную челку, напоминавшую воробьиные перья. Подождав, когда вокруг стихнет, он откашлялся и звонко произнес название: «КРУГОВОРОТ СЧАСТЬЯ». И стал читать:

Басня так поразила присутствующих, что несколько секунд все молчали. Потом раздались дружные аплодисменты. Вылетела пробка из бутылки с безалкогольным шампанским.

– Ура! Браво! – кричали все.

– Молодец, Пёрышкин! – кричал Гнобик. – Правильно всё понял! Хочешь быть счастливым – ешь рыбу! А хочешь других осчастливить – заболей, и дело с концом!

«Идиоты! – подумала Барвинка. – Ведь они всё прекрасно понимают, просто издеваются».

А Кнопочка вздохнула и сказала:

– Эх, ничего-то они не понимают.

До Барвинки наконец дошло, что тут у нее ничего не получилось. Кнопочка ведь так быстро с ней согласилась, что есть мясо – плохо, и сразу встала на ее сторону! А этим хоть бы что. Одна философия, а конкретных действий никто предпринимать не хочет. А как же – кому охота отказываться от вкусненькой еды? А животные-то страдают!

Но вслух она сказала:

– Пойдем отсюда, Кнопочка. Что с ними говорить? Они нас не понимают. Шутят, философствуют, стихи выдумывают…

– Подожди, Барвинка. Поешь хотя бы! – сказал Кастрюля. – Сегодня бесплатно, за счет заведения.

– Что это ты так расщедрился?

– Да посмотри, какую ты толпу здесь собрала!

Барвинка огляделась и увидела, что пока они спорили о мясе, в ресторан и правда набежала куча народу.

– Да это не я, а дождь.

– Ну нет – вон «Котлета» напротив пустая стоит, ни одного посетителя, а в соседнем «Чебуреке» один единственный малянец чебурек на вилку цепляет, – возразил художник Мальберт. – Людишкам приятно развлечься философией в дождливый день.