Елена Усачева - Большая книга ужасов 2014 (сборник)

Я вернулся домой. Сообщил родителям.

Отец был рад. Он высказался примерно в таком духе: мы с матерью воспитывали тебя в любви к труду, в любви к знаниям, как и всех твоих братьев. Твои братья стали приличными людьми, а ты почему-то не стал. Такое случается. Но ничего, перевоспитать человека можно в любом возрасте. Ты повзрослеешь, поумнеешь, а месяц на Европе еще никому не повредил. Вернешься другим человеком.

Я ему сказал, что не хочу быть другим, что хочу оставаться лодырем. А почему нет? Если я буду лодырем, никому от этого плохо не будет…

Отец с горя ушел на балкон. Я – его разочарование.

Мать тоже порадовалась моему распределению. И пустилась в воспоминания, как она в свое время строила телескоп на Альтее и как там было весело: все лопали лапшу из гидропонных водорослей, пели песни…

Ну да, а я буду грызть лед и стучать зубами.

Короче, поддержки внутри семьи я не встретил. Ну ладно, подумал я, покажу я им Европу. Они у меня вздрогнут. Я им всю их гляциологию испорчу! Будут знать!

И лег спать.

А когда проснулся – довольно рано, в шесть, – не теряя времени на разговоры с родителями и долгие проводы, отправился в сторону порта. Шестой док, ангар восемнадцать.

Добирался почти час, но прибыл, кажется, рано. Возле восемнадцатого ангара было тихо. Никакой активности, тишина, будто тут «вату» вокруг распылили. Я побродил вдоль желтого забора, затем подошел к обширным воротам, постучал пальцем. Тишина. Может, они уже улетели без меня? Вдруг случилось такое чудо…

Но для очистки совести я постучал еще раз.

Напрасно я так сделал.

– Ты кто? – спросил через ворота неприветливый голос.

Вопрос подкрепился весьма неприятным пощелкиванием, с каким работают плазменные сварочные аппараты. Мой дядя Леня как-то раз с помощью такого аппарата строил эллинг и по неумению разрядил его в крышу. Так плазма проела и крышу, и катер, и бетонный пол. И мне почему-то казалось, что сейчас такой аппарат нацелен в меня.

К тому же голос показался мне знакомым. Глухим, бархатистым, внушающим смутные подозрения.

– Я на практику. Меня направили.

– Фамилия? – строго спросил голос.

– Павлов, – ответил я.

– Имя?

– Тимофей.

– Задание?

– Какое еще задание, у меня практика…

Пощелкивание прекратилось. Что-то глухо звякнуло, после чего ворота ангара растворились, и передо мной предстала она.

Опасения мои оказались не напрасны. Более того – все оказалось хуже, чем я предполагал. Передо мной стояла не кто иная, как сама Аполлинария Грушневицкая, по прозвищу Груша. Победительница многочисленных олимпиад по биологии, ретро-туристка, особа с аналитическим складом ума, исследовательница, соучредитель и активистка экстремистской организации «Звери как люди», ставящей своей целью роспуск всех зоопарков мира. Еще рассказывали, что Груша своими корнями уходит к древнему племени тибетских горных женщин, которые питались только мясом снежных барсов, спали на снегу и нападали на окрестные селения с целью похищения мужчин для продолжения рода.

На тибетскую горную женщину она походила. Своей нестандартностью. Груша была моей ровесницей, но потому, что она сильно опережала всех в росте и интеллектуальном развитии, училась она на два уровня выше. Чем была весьма горда. По-моему, как раз ее перевоспитывать надо, а не меня… Но ее никто не перевоспитывал. Наверное, потому, что она занималась делом.

Повезло. Вот повезло, дальше не бывает! Ничего ужаснее и представить нельзя. Груша возвышалась надо мной, как гора. Сходство увеличивала странная расцветка ее комбинезона – какая-то горнорудная, под цвет серого гранита. Из-за этой расцветки и от самой Груши несло бесконечной тоской. И вообще она была неприятной. А самое неприятное в ней то, что фигурой своей Груша напоминала одноименный фрукт.

Хотя, если быть совершенно объективным, надо признать, что на лицо Груша вполне ничего. Пожалуй, она даже красива. Но борцовский рост в совокупности с лишними килограммами создавали удручающее впечатление. Так что лицо не помогало.

И еще косички. Из-за ее головы торчали в стороны мелкие мышиные косички, правая с красным бантиком, левая с синим.

– Павлов, – ласково промурлыкала Груша, – вот ты-то мне и нужен, голубчик.

И мне стало страшно. Я подумал, что лучше бы меня сослали на Меркурий. В шахты. Фильтровать плесень. Голыми руками. Груша была хуже всякого профессора.

– Заходи, дружок, – Груша улыбнулась.

– А ты что, тоже… ну, в смысле, на Европу? – осторожно спросил я.

– Я не в смысле на Европу, – грозно сказала Груша. – Я на Европу. А вы вместе со мной.

– С тобой? – поморщился я.

– Со мной. Или ты что-то имеешь против?

Груша придвинулась.

– Я вообще-то… того… Меня в лагерь гляциологов направили на практику…

– Тебя ко мне направили, – прищурилась Груша. – Я твой гляциолог. Будем искать жизнь.

– Где?

– На Европе. Я полагаю, что там есть жизнь. Возможно, даже разумная. И мы ее найдем.

Груша показала мне кулак. Будто именно я являлся главным противником обнаружения разумной жизни на Европе и вообще в космосе. Угораздило, подумал я. Во всех семидесяти восьми исследованных системах не найдено никаких признаков разумной жизни, а Груша хочет найти их здесь, почти под боком.

– Заходи, – сказала Груша. – Брось пожитки в бокс.

Мне почему-то стало не по себе. В бокс заходить совершенно не хотелось. И пожитков у меня не было. Если уж меня записали в гляциологи, то пусть пожитки мне сами предоставляют.

– Ты чего? – с прищуром спросила Груша.

– Ничего…

– Боишься? – В голосе Груши появился сарказм. – Меня?

Еще бы не сарказм – она была выше меня на голову и значительно шире в плечах.

– Боишься, – презрительно констатировала Груша.

– Да не боюсь я ничего!

И я вошел в ангар.

Внутри было почти пусто. Стояла платформа с какими-то железными ящиками-боксами, а больше ничего не было.

– И где же… – Я начал разворачиваться и понял, что попал в ловушку – Груша уже перегородила выход.

Нет, справа и слева от нее оставались еще небольшие пространства, и если дернуться с душой, то можно успеть… Но я решил, что рисковать не стоит.

Путь к отступлению был отрезан. А в руках у Груши появился плазменный сварник. Я не ошибся насчет того неприятного потрескивания.

– Давай проясним обстановку, – дружеским голосом сказала Груша. – А то потом поздно будет.

– Давай… – согласился я.

– Во-первых, научный, административный и всякий прочий руководитель экспедиции – я.

Груша нажала на гашетку сварника. Между электродами проскочила слепящая искра, запахло горелым воздухом.

– Что ты сказал? – спросила она.

– Я говорю – прекрасная идея. С твоим-то опытом…