Екатерина Неволина - Волшебный сон. Зимняя сказка для девочек

За окном шел снег. Огромные пушистые хлопья медленно, словно задумавшись о чем-то важном, опускались на подоконник.

Лиза смотрела на них сквозь покрытое легкой изморозью стекло. Мир по ту сторону казался ей загадочным и удивительно красивым. Некоторые снежинки были похожи на больших мохноногих паучков, другие – на странные инопланетные цветы...

Она сидела на стуле, поджав под себя ноги, упершись локтями в холодный белоснежный подоконник, и смотрела, смотрела, смотрела...

За спиной хлопнула дверь, послышался взволнованный голос мамы, перемежающийся уверенным папиным.

Лиза не вслушивалась в слова. Ей было достаточно голосов, интонации. Родители ссорились. В который раз за последний год.

Девочка вздохнула, слезла со стула и подтащила его к стоящей в углу небольшой комнаты елке. До Нового года осталось несколько дней. Совсем немного, с мышиный хвостик, как говорила мама. Взрослые слишком заняты своими проблемами, и наряжать елку, похоже, не собираются. Придется делать все самой.

Тяжело вздохнув, Лиза открыла стоящий на полу картонный ящик.

Сверху сверкающей подушкой лежала мишура – тонкий спутанный серебряный и золотой дождик, причудливо изрезанные гирлянды, пушистые разноцветные гирлянды-«елочки»... Сегодня даже они показались девочке тусклыми, словно присыпанными пылью. То ли дело год назад, когда они всей семьей дружно наряжали елку. Мама смеялась, надев на голову, словно корону, гирлянду; папа сделал себе «бороду» из дождика... Тогда елка казалась волшебной лесной красавицей, а сейчас девочка ясно видела, что она – искусственная, не настоящая и к тому же кривая. Может быть, дело в том, что сама Лиза подросла, стала взрослее. А может, совсем в другом.

Так или иначе, но волшебство исчезло.

Да, конечно, Лизе уже давным-давно, еще в октябре, исполнилось девять, она не верила ни в сказки, ни в Деда Мороза, но вдруг оказалось, что и Новый год уже не праздник.

– Я самая несчастная на свете, – сказала девочка, не адресуясь ни к кому, поскольку была уже достаточно взрослой и умной, чтобы разговаривать с игрушками, а родители ее не слушали.

– Ты не слушаешь меня! – донесся из кухни мамин голос.

– Нет, это ты меня послушай! – возразил папа.

Девочка опять вздохнула, вытащила из коробки мишуру и осторожно принялась извлекать, один за другим, хрупкие стеклянные шарики. Самые красивые – наверх, чтобы их было лучше видно. Ярко-красные, лимонно-желтые, загадочно-фиолетовые шары крутились на серебристых нитках, разбрасывая вокруг брызги цветного света.

Но Лиза отвернулась от этого великолепия. Ей вдруг захотелось разбить блестящие игрушки, растоптать тонкое стекло в пыль. Зачем этот праздник, когда все вокруг плохо. Вчера мама сказала папе, что они не смогут дальше жить вместе, а папа ответил, что устал и давно уже мечтает уехать из этого бедлама и прямо сейчас пойдет собирать вещички. Они так увлеклись «выяснением отношений» – так по-умному взрослые называют обычные ссоры, – что не замечали присутствия девочки, и ей было очень одиноко и страшно.

И в школе ничуть не лучше. Да, ее ценят, когда нужно списать на проверочной работе или спросить, как пишется слово во время диктанта, однако в остальное время она – никто. Невидимка, та, кого можно с криком: «Привет, фонарь!» треснуть сумкой по башке и побежать дальше, та, которой легко подставить подножку. Вообще-то даже лучше, когда не замечают. Но иногда вдруг хочется заплакать – просто так, без всякой причины. Может, потому, что среди этих «всех» – Сашка Степанов.

Лиза взяла серебряный шар и заглянула в него. Нос получился огромным, лицо – странной округлой формы, глаза – узенькие, как щелки. Урод уродом. Неудивительно, что Степанов даже не смотрит в ее сторону.

Ему тоже девять, и он самый красивый мальчик в классе. Танька, правда, говорит, что Глеб симпатичнее, но Лиза точно знает, что та не права. В Сашке есть то, чего нет в других мальчишках – он особенный, как заколдованный принц. У него большие и, на самом деле, очень грустные глаза, даже когда он смеется.

Завтра в школе праздник. И ее волшебный принц будет танцевать с другими девочками. С кем угодно, только не с ней. Да что там говорить, у Лизы нет даже нормального платья! Из прошлогоднего она выросла, а новое так и не было куплено. Они собирались за ним в прошедшие выходные, но потом мама обиделась на папу и сказала, что никуда не пойдет.

Лиза ясно представила себе разукрашенный школьный зал и красивых девчонок в необыкновенных платьях, среди которых она будет даже не Золушкой, а замарашкой. Но ведь Золушку полюбил ее принц!.. Вот если бы...

Если бы у Лизы было праздничное платье, Саша бы, несомненно, разглядел, что она симпатичная. Волосы такие густые, что их не держит ни одна заколка, пусть и самая большая. А еще они длинные и блестящие, вот даже на улице иногда хвалят совершенно незнакомые люди. И глаза у Лизы тоже ничего. Цвета безоблачного неба. Обидно, когда все упирается в новое платье.

В старом идти – только позориться. Уж лучше совсем не ходить.

«Вот и не пойду, – подумала Лиза. – Все равно никто не заметит».

Девочка повесила на елку серебряный шар и снова склонилась над коробкой. Нечего и мечтать. Степанов никогда в жизни не обратит на нее внимания, а она будет любить только его и, если понадобится, спасет, как Кая спасла Герда...

– Глупости. Сказок не бывает, – сказала Лиза вслух, и в этот момент старые часы на шкафу громко затикали.

Она даже подскочила от удивления: эти часы сломались давным-давно и не шли уже много лет. Сколько она себя помнила. Это были удивительно красивые часы с фигурками ангелов, играющих на флейтах. Старинные. Мама говорила, что они украшают комнату, поэтому часы не убирали, хотя они всегда показывали одно и то же время.

– Мам, пап, бабушкины часы пошли! – забывшись, крикнула Лиза.

– Я всю молодость поступала так, как хотел ты, я отказалась ото всех подруг, чтобы у тебя был уютный дом и хорошая семья, – говорила мама.

– Да у меня уже не осталось друзей! Вот когда я в последний раз ходил на футбол?! – вторил ей папа.

Они не слышали даже друг друга, не то что ее.

С взрослыми сложно. Они не понимают самых простых вещей.

Лиза снова повернулась к коробке. Кажется, она уже пуста.