Эпосы, легенды и сказания - Тысяча и одна ночь

И когда купцы увидали Тадж-аль-Мулука, посмотрели на его красоту и прелесть, они пришли в недоумение и говорили: «Подлинно, Ридван [186] Ридван – по мусульманскому преданию, ангел, охраняющий врата рая. Смысл этой фразы заключается в том, что Тадж-аль-Мулук представляется людям таким же красивым, как райские юноши. открыл врата рая и забыл об этом, и этот редкостно красивый юноша вышел оттуда». А другие говорили: «Может быть, он из ангелов». И, подойдя к купцам, они спросили, где лавка старосты, и им указали, и они шли, пока не пришли к старосте, к приветствовали его, и староста и те из купцов, кто был с ним, встали и посадили их и оказали им почтение из-за везиря: они увидели, что это человек пожилой и уважаемый, и с ним юный Тадж-аль-Мулук и Азиз. И купцы говорили друг другу: «Этот старик несомненно отец двух этих юношей». – «Кто из вас староста рынка?» – спросил их везирь. И купцы ответили: «Вот он». И тут староста подошёл, и везирь, посмотрев на него, увидел что это великий старец, достойный и степенный, обладатель слуг и рабов, белых и чёрных.

И староста приветствовал их, как приветствуют любимых, и усердно выказывал им уважение, и, посадив их с собою рядом, спросил: «Есть ли у вас нужда, которую мы были бы счастливы исполнить?» – «Да, – отвечал везирь, – я человек старый, далеко зашедший в годах, и со мной вот эти два юноши. Я путешествовал с ними по всем областям и странам. Вступив в какой-нибудь город, я всегда остаюсь в нем целый год, чтобы они могли осмотреть его и узнать его обитателей. Я прибыл в ваш город и избрал его местопребыванием, и я хочу получить от тебя лавку, и пусть это будет лавка хорошая, из лучших помещений, где я бы мог посадить их, чтобы они поторговали, осмотрели бы этот город, усвоили бы нравы его жителей и научились бы продавать и покупать, брать и отдавать».

И староста отвечал: «В этом нет беды!» А староста посмотрел на юношей и возрадовался им и полюбил их великой любовью: этот староста увлекался смертоносными взорами, и любовь к сынам превосходила в нем любовь к дочерям, и он был склонён к мужеложству. «Вот прекрасная дичь! Слава тому, кто сотворил их из ничтожной капли и придал им образ!» – подумал он и встал перед ними, прислуживая им, как слуга. А затем он приготовил им лавку, которая находилась посреди крытой галереи, и не было у них на рынке лавки лучше и виднее, так как это была давка разубранная и просторная с полками из слоновой кости и чёрного дерева. А потом староста отдал ключи везирю, бывшему в обличье старого купца, и сказал ему: «Бери, господин! Да сделает её Аллах жилищем благословенным для твоих детей!» И везирь взял у него ключи. А затем они отправились в хан, где были сложены их пожитки, и приказали слугам перенести все бывшие у них товары и материи в ту лавку…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто тридцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, взяв ключи от лавки, везирь, и вместе с ним Тадж-аль-Мулук и Азиз, отправились в хан и приказали слугам перенести бывшие у них товары, материи и редкости – а их было много и стоили они целой казны; и все это перенесли, а потом они пошли в лавку, сложили там свои пожитки и проспали эту ночь. Когда же настало утро, везирь взял обоих юношей и свёл их в баню, и они искупались и вымылись, надели роскошные одежды, надушились, и насладились баней до конца. А каждый из юношей был блестяще красив и, будучи в бане, оправдывал слова поэта:

А староста, услышав, что они пошли в баню, сел и стал ожидать их, и вдруг они подошли, подобные газелям: их щеки зарделись, и глаза почернели, а лица их сверкали, и были они, словно пара сияющих лун или две плодоносные ветви. И, увидев их, староста поднялся на ноги и воскликнул: «О дети мои, да будет баня вам всегда приятна!» И Тадж-аль-Мулук ответил ему нежнейшим голосом: «Пошли тебе Аллах приятное, о родитель мой! Почему ты не пришёл к нам и не выкупался вместе с нами?» И потом оба склонились к руке старосты и поцеловали её и шли впереди него, пока не пришли к лавке, из чинности и уважения к нему, так как он был начальником купцов рынка и раньше оказал им милость, отдав им лавку. И когда староста увидел их подрагивающие бедра, в нем поднялась великая страсть, и он стал пыхтеть и храпеть и не мог больше терпеть, и вперил в них глаза и произнёс такое двустишие:

И ещё он сказал:

Услыхав это, юноши стали заклинать его, чтобы он пошёл с ними в баню во второй раз, и староста, едва поверив этому, поспешил в баню, и они вошли с ним, а везирь ещё не выходил из бани. И, услышав голос старосты, он вышел и встретил его посреди бани и пригласил его, но староста отказался, и тогда Тадж-аль-Мулук схватил его за руку с одной стороны, а Азиз взял его за руку с другой стороны, и они ввели его в другую комнату. И этот скверный старик подчинился им, и его безумие ещё увеличилось, и Тадж-аль-Мулук поклялся, что никто другой не вымоет его, а Азиз поклялся, что никто, кроме него, не будет поливать его водой.

И старик отказывался, а сам желал этого, и везирь сказал ему: «Они твои дети, дай им тебя вымыть и выкупать». – «Да сохранит их тебе Аллах! – воскликнул староста, – клянусь Аллахом, благословение и счастье поселились и нашем городе, когда пришли вы и те, кто с вами!»

И он произнёс такие два стиха:

И его поблагодарили за это, и Тадж-аль-Мулук все время мыл его, а Азиз поливал его водой. И староста думал, что душа его в раю. А когда они кончили ему прислуживать, он призвал на них благословение и сел рядом с везирем, как будто для того, чтобы поговорить с ним, а сам смотрел на Тадж-аль-Мулука и Азиза. А потом слуги принесли им полотенца, и они вытерлись, надели своё платье и вышли из бани, и тогда везирь обратился к старосте и сказал ему: «О господин, поистине баня – благо жизни!» – «Да сделает её Аллах здоровой для тебя и для твоих детей и да избавит их от дурного глаза! – воскликнул староста. – Помните ли вы что-нибудь из того, что сказали про баню красноречивые?» – «Я скажу тебе два стиха, – ответил Тадж-аль-Мулук и произнёс: –