Эдуард Успенский - Гарантийные человечки и другие истории

– А зачем? Для чего? – закричали из толпы.

– Если мы завоюем их, это будет наша победа! Понятно вам? А вы говорите – сосиски. Смешно! Ура!

Но население молчало. Никто не закричал «Ура!». Если не считать нескольких генералов.

– Ну ладно, – сказал король. – Я вижу, мнения разделились. И теперь перед нами стоит один вопрос: королевство или колбаса? Колбаса или королевство? Это мы должны сейчас решить. Кому важнее королевство, пусть идёт направо. Кому колбаса – налево!

Площадь зашумела и стала думать. А Буре вдруг услышал чей-то голос:

– Эй, гарантийный! Ты меня слышишь?

– Кто это?

– Это я. – Из-под машины вылез маленький белый мышонок. – Я – Вася.

– Что ты там делаешь?

– Я – мотор. Одна лошадиная сила. Я машину завожу.

– Разве нельзя заводить её ключом? – спросил Иван Иванович.

– Можно. Но тогда у меня работы не будет. Я нарочно не говорю королю про ключ. А сам он в технике ни бум-бум!

– А ты бум-бум?

– Конечно. Я ведь во Дворце пионеров жил. В живом уголке. Потом сбежал и по разным кружкам бегал, где технику учат.

– А как ты сюда попал?

– Случайно. Я в самолёт залез с моторчиком. Спать. А его утром запустили. Вот меня сюда ветром и принесло. Теперь я здесь живу.

– А хочешь к нам?

– Ещё бы! Возьмёте меня?

– Только ты мне помоги выбраться.

– И помогать нечего. Я думаю, вас и так отдадут. Видите, сколько здесь из-за вас беспорядков получилось.

В это время на площади закончилось деление мышат на тех, кому дороже колбаса, и на тех, кому – королевство. Колбасных оказалось десять. Сторонников короля – двенадцать. Среди них четыре верховых генерала.

– А лошади? – спросил Иван Иванович. – Что, они не считаются?

– Считаются, – ответил мышонок. – Только как им быть? На них же генералы сидят.

И тут белого мышонка осенило. Он открыл багажник автомобиля и вынул стеклянный наконечник от пипетки. Для кого-то это был наконечник, а для мышонка – горн-труба. Он поднял голову и затрубил: та-та-та-та! Та-та-та-та!

Это был мышиный королевский гимн. И все мышата стали вставать на задние лапы и вытягиваться во весь рост. Генералы попрыгали с коней и вытянулись в струнку. То же сделали и кони. И все запели:

– Странный у вас гимн, – сказал Буре.

– Это я предложил. Лучшая песня. В Новый год её дети поют. Много шума, веселья. Много конфет на полу остаётся.

Но, наверное, не все мышата хорошо знали слова своего гимна. Потому что некоторые пели так:

А вместо «Мороз снежком укутывал: «Смотри не замерзай!..» доносилось: «Матрос с мешком запутывал: «Смотри не вылезай!..»

А пока ёлочка жила в лесу, пока скрипел снег по лесу «частному» и бежали всякие «лошадки мокроногие», мышиные лошади незаметно, шаг за шагом, переходили на колбасную сторону. В результате счёт окончательно и бесповоротно изменился в сторону колбасы.

– Поздравляю! – сказал белый мышонок Ивану Ивановичу.

– Ура! – закричал тот.

И мастера тоже немного успокоились. Они ушли в комнату.

– А всё-таки эти мыши не такие уж вредные, – сказал Пылесосин.

– С ними бы не воевать, а к делу их приучать, – согласился Холодилин. – Ну хотя бы как Машку.

– Часы с Машкой – хорошо, – сказал Новости Дня. – А часы с мышкой – чушь какая-то!

Машка услышала, что про неё говорят, высунулась из буфета, в котором жила, и давай куковать! Все так на неё и набросились:

– Ты что, с ума сошла?

– Кыш!

– Раскуковалась тут!

– То кукуй, то не кукуй! – рассердилась Машка. – Толку от вас!

За последнее время Машка отоспалась, отдохнула, помолодела и стала просто очень хорошенькой кукушечкой. Она даже пробовала летать. И всё время к чему-то прислушивалась. С другого конца деревни иногда прилетало сюда кукованье. Одно «ку-ку», или два «ку-ку», или целых двенадцать. И непонятно было, то ли это живая кукушка научилась куковать по часам, то ли это часовая кукушка научилась куковать не хуже живой. Размышления на эту тему занимали всё Машкино время и весь не такой уж большой Машкин разум.

А девочка Таня решила в этот день перевернуть весь дом в поисках человечков. И начала она сверху, с чердака.

На чердаке темно и пыльно. Стоят разные интересные и неинтересные вещи. А на них отпечатались жёлтые солнечные квадраты от окна и двери. Девочка открывала дверцы старых шкафов, поднимала крышки чемоданов. Нет ли где маленького домика? А в домике маленького столика? А за столиком маленьких человечков? И пыль стояла столбом!

– Ну где же вы? – спрашивала девочка. – Апчхи!..

Но человечков не было.

– Человечки, пчхи-ловечки! Я вам ничего плохого не сделаю, я только поиграю с вами и пчхи-подружкам покажу… Не прячьтесь! Хорошенькие человечки!

Но человечков по-прежнему не было видно. Зато карманы девочки с каждой минутой наполнялись интересными вещами. Она нашла старинный замок, керосиновую лампу, потом колокольчик. Потом ручку от патефона. Потом какую-то металлическую штуку в противной промасленной бумаге. И многое, многое другое.

До чего ж она упрямой была, эта девочка! С таким упорством можно в пятнадцать лет академиком стать, если так же уроки учить.

Вечером она расчертила всю кухню на квадраты. Дорожки из зубного порошка превратили веранду в страницу из тетради по арифметике.

– Да брось ты… – говорила мама. – Лучше бы почитала букварь. Нет никаких человечков!

– Есть, – ответила Яна. – Ещё как есть. Вот мы утром увидим.

Мама, конечно, могла запретить девочке. Но из-за этих человечков Таня вела себя хорошо: и спала, и ела, так что мама не стала спорить. Тем более, девочка обещала, что сама уберёт дорожки и даже вымоет пол.

Когда в квартире все заснули, Холодилин сказал радиомастеру:

– Ну что, пойдём к тебе щётку ставить?

– Пойдём, и немедленно, – отвечал Новости Дня. – Счастье наше, что радиолу до сих пор не включали.

Мастера взяли инструменты, щётку и пошли к выходу.

– А ты сиди и никуда ни шагу! – сказал Холодилин мальчику. – Может, сегодня Буре приведут.