Григорий Александров - Эпоха и кино

На кладбище землетрясение развалило старинный испанский пантеон. Раскололась на части большая стена, в которой, как пчелиные соты, обнаружились гнезда для гробов. На скелетах испанские старинные костюмы, кружевные воротники, украшения, нетронутые временем волосы.

Летчик сказал, что богатые люди предлагают ему большие деньги за то, что он отвезет их в столицу. Мы остались — он занялся бизнесом. Кончился день, а наш летчик не возвращался. Мы стали искать ночлег. Обнаружили полуразрушенную одноэтажную старинную гостиницу. Хозяин отвел нам комнату с железными решетками на окнах и рекомендовал, если будут новые толчки, прыгать через окна — решетки открываются. Ночью начались новые толчки. Мы, выскакивая через окно, видели, как из всех домов молча и сосредоточенно выбегают сотни людей и остаются на середине улицы. Это повторилось три раза. Утром появился летчик.

Через день мы улетели в Техуантепек. Пока были в воздухе, я сочинил песенку, которую мы потом распевали на мексиканский мотив:

Техуантепек — тропический район с пальмовыми и банановыми лесами, попугаями, канарейками, колибри, крокодилами. По нашему сценарию мы снимали там новеллу «Сандунга». Девушки и женщины в этих краях сохранили старинные одежды. Они носят на голове удивительные кружевные украшения. Когда мы выбрали для съемки группу девушек, слетелись старухи, как черные вороны, и запротестовали. Они почему-то решили, что аппарат разденет девушек донага. Выделили трех старух контролеров. Они смотрели в аппарат, удостоверяясь, что девушки в кадре получаются не раздетыми.

Мы много путешествовали. Побывали в пустынных районах Мексики, облазили весь древний Юкатан.

Поездки эти не лишены были экзотики. Обычный пассажирский поезд в то время сопровождал целый взвод солдат. Стрелки на площадках переднего и заднего вагонов, пулеметы на крышах. Вооруженные нападения на поезда были здесь в порядке вещей.

Увидев многие памятники древней мексиканской культуры, величественные пирамиды, развалины обсерваторий, храмов, крепостей, мы словно бы пережили историю этой страны, историю, полную драматической борьбы, непрестанного стремления к свободе и независимости.

После тщетных стараний поставить в Голливуде остросоциальный фильм, в котором жизненная правда противостояла бы «фабрике снов», на полную мощность запущенную американским кинобизнесом, Эйзенштейну особенно хотелось сделать настоящий фильм, исполненный высокого накала гражданских чувств.

Разнообразный, разнохарактерный материал, почерпнутый из жизни Мексики, с оригинальными обычаями различных индейских племен, сохранивших традиции далеких веков, богатая, яркая природа Мексики с ее тропическими джунглями, снежными горами, дикими пустынями — все это раскрывало перед нами необъятный мир, неведомый доселе киноискусству.

В результате из-под нашего с Эйзенштейном пера вышел сценарий «Как живет Мексика!» («Que viva Mexico!»). Мы назвали сценарий «эстафетным»: решили построить сюжет так, чтобы он охватывал события многих сотен лет. Это должен был быть фильм о формировании человеческого сознания, о борьбе народа за свободу и независимость, о революционной истории страны. Итак, сюжет — сама многовековая история Мексики, а герой фильма — мексиканский народ.

Будущий фильм по нашему сценарию должен был состоять из четырех новелл, пролога и эпилога. Все части будущей киноэпопеи объединены не фабулой, а единым взглядом авторов на историю страны.

Действие пролога развертывается в Юкатане, населенном потомками народа майя. В Юкатане сохранились замечательные архитектурные памятники древнейшего периода.

Пролог должен был рождать в сердцах зрителей ощущение связи времен. В нем тема величавой поступи истории, запечатленной в преемственности поколений. Время в прологе — вечность. В Юкатане среди языческих храмов, священных городов и величественных пирамид, где прошлое властвует над настоящим, исходная точка нашего фильма о Мексике.

Как символ, напоминающий о прошлом, как встреча с древней цивилизацией майев возникает на экране мрачная похоронная процессия.

Мы видим в ней идолов языческих храмов, маски богов, фантомов далекого прошлого.

Процессия почти неподвижна — отражение ее на барельефах, в каменной резьбе, в масках, в застывших фигурах живых людей. Людские лики похожи на те, что высечены из камня, ибо каменные фигуры — это изображения предков мексиканцев. Люди у могилы словно окаменели в позах статуй.

Группы окаменевших людей и памятники древности, на равных правах участвующие в этих символических похоронах, проходят на экране. Только причудливый ритм барабанов и пронзительная песнь майев сопровождают эту неподвижную процессию.

Таков конец пролога — увертюры к кинематографической симфонии, смысл которой, по нашему замыслу, должны были выявить четыре новеллы и заключающий их финал.

Первая новелла — «Сандунга». Это как бы воспоминание о Мексике дофеодальных времен. Ее герои — жители поселка, расположенного в живописных джунглях провинции Техуантепек, где сохранились почти первобытный, доколумбов уклад жизни и удивительное богатство народных обычаев и обрядов.

В Техуантепеке не ведают, что такое время. Время течет здесь медленно под сонный шелест пальмы, а костюмы и уклад жизни не меняются с годами. Так же медленно развивается действие в новелле «Сандунга».

Вторая новелла — «Магей». Действие этой новеллы развертывается в штате Идальго, на бесконечных полях магея в Лланос де Апам, на старой хасиенде Тетлапайак.

Как Северный полюс отличается от экватора, так же не похож Лланос де Апам на сонный Техуантепек. Тут совсем другие люди, другие у них обычаи, другой образ жизни.

У подножия огромных вулканов растет на пустынной земле крупный кактус — магей. Сок магея идет на изготовление индейского напитка — пульке. Белый, как молоко, этот хмельной напиток, дар богов, согласно легендам и поверьям, приносит забвение всех горестей, воспламеняет страсти и часто служит причиной того, что люди, не задумываясь, выхватывают револьверы из кобуры.

Феодальные поместья в этом краю высятся как неприступные крепости среди необозримых плантаций кактуса.

Задолго до зари, задолго до того, как снежные вершины вулканов загорятся под лучами восходящего солнца, над высокими стенами массивных построек хасиенды звучит песня. «Эль-Алабадо» называют ее пеоны.

Лишь только снежные вершины гор начинают поблескивать под солнечными лучами, крепостные ворота хасиенды распахиваются, песнь пеонов смолкает, и, закутавшись в сарапе, держа сомбреро в руках, они выходят на кактусовые поля высасывать сок магея, разрезанного острыми ножами.