Алекс Громов - Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера

Я заканчиваю делать книксен, отваживаюсь взглянуть и обнаруживаю экипаж с позолоченными фонарями, с кучером и лакеями в красных плащах… Я жду, что короны, золото и пурпур ослепят меня, и — крайнее разочарование: ничего подобного! Царь одет в ничем не примечательную офицерскую форму, а его семья — в еще более простые платья».

Бабушка Ольги, которую она называет то придворной дамой, то просто бывавшей при дворе, однажды привозит внукам приглашение в гости к детям во дворец. «Мы с нетерпением ждем этого дня и на месте расстаемся с еще одной иллюзией: и во дворце государь, государыня и их дети ходят без корон; более того, одеты они очень просто, стиль их жизни скромен, почти буржуазен. И даже кровати у них не из чистого золота, а совсем как наши собственные: никелированные, светло-голубой краски и украшенные блестящими шарами.

Оба примыкающих к резиденции замка, построенных Екатериной Великой, больше соответствуют моим представлениям о дворе: Екатерининский дворец — „маленький Версаль“, роскошный, облицованный лазуритом и малахитом и с прелестной Янтарной комнатой, в которой стены, детали потолка и вся мебель сотворены из янтаря, отделанного чем-то голубым и позолотой. В этом дворце проходило большинство официальных приемов, тогда как дворец поменьше, так называемый Александровский, раньше был собственно местом жительства Романовых. Мы играем в дворцовом парке с царскими детьми Ольгой, Татьяной, Марией, Анастасией и Алексеем.

Правда, Алексей только смотрит на нас. Его сопровождающий — дядька большей частью носит цесаревича на руках. Любая маленькая ранка, любая царапина опасна для его жизни: наследник страдает неизлечимой болезнью крови, гемофилией; врачи из России, Германии и Англии бессильны. Никому не удавалось остановить у Алексея кровотечения, любое из которых могло оказаться смертельным».

Это описание больше похоже на впечатления взрослого человека — вряд ли юная девочка могла так сильно заинтересоваться медицинскими подробностями. Но понятно, что на склоне лет Ольга Чехова была в курсе всех обстоятельств, предшествовавших падению дома Романовых. Однако она, по ее словам — опираясь на тогдашние рассказы бабушки — приводит малоизвестные подробности появления при дворе Распутина. Царевича лечили не только европейские медики, пишет она, но и целитель из загадочного Тибета. Однако справиться с гемофилией полностью не могут даже суперсовременные методы медицины, а в начале XX века не было и их. Медицина нетрадиционная тоже оказывается бессильна. «И доктор из Тибета был вынужден капитулировать. Но тибетский врач знает одного человека в Сибири, которому приписывают сверхъестественную целительскую силу, Григория Ефимовича Распутина, крестьянского сына, монаха, члена секты хлыстов, которые с помощью оргиастических танцев, песнопений и бичеваний доводят себя до экстаза и „приобщения“ к Богу.

Отчаявшиеся родители престолонаследника об этом ничего не знали; они ухватились за последнюю надежду и призвали Распутина из сибирского села ко двору.

Распутин появился во дворце — неотесанный, грубый, грязный мужик в похожем на кафтан одеянии и поначалу робкий и неловкий.

Он постоянно находился поблизости от наследника трона, и ему не пришлось долго ждать своего первого испытания: однажды Алексей сделал неловкое движение и упал — колено стало кровоточить. Распутин положил свою руку на пораненное место и стал утешать Алексея: „Сейчас сразу перестанет…“ Царь и царица поспешили к сыну и не поверили своим глазам: кровь остановилась.

Распутин сделал то, что до него не смог ни один врач…

С этого времени Распутин стал незаменимым человеком при дворе и беззастенчиво пользовался этим для упрочения своей политической власти, которая ускорила падение дома Романовых».

Когда детство миновало и Ольга стала прелестной девушкой, родители отправили ее в Москву к тете Ольге Книппер-Чеховой. Под ее покровительством Ольга стала посещать школу-студию при Московском Художественном театре. «Мой учитель Константин Сергеевич Станиславский — один из основателей этого всемирно знаменитого театра. Правда, пока не ему и не его школе-студии отдано мое восторженное девическое сердце, а моему кузену Михаилу Чехову, молодому, талантливому актеру…» Виталий Вульф в предисловии к русскому изданию мемуаров Ольги Чеховой так описывает сложившуюся тогда романтическую коллизию: «В нее сразу влюбились двоюродные братья Чеховы: Владимир, сын Ивана Павловича, и Михаил, сын Александра Павловича. Михаил был артист Первой студии Художественного театра. Еще до Художественного театра он сыграл царя Федора Иоанновича в Суворинском театре. По словам Ольги Чеховой, она была с ним знакома давно и уже маленькой девочкой к нему неравнодушна. Действительно, она вспоминает о своих пылких чувствах, особо ярко вспыхивавших, „…когда он, как правило со своим дядей Антоном Чеховым, бывал у нас в гостях. Мое сердце билось чаще, когда Миша оказывался где-нибудь поблизости, и я постоянно искала и находила предлог, чтобы быть с ним рядом. Разумеется, меня всегда глубоко ранило, когда я замечала, что в конце концов я для него просто маленькая девочка. Живо помню Мишу в то пасхальное воскресенье, когда после церкви по православному русскому обычаю с восклицанием „Христос воскресе!“ принято поцеловаться и он целовал одну взрослую девушку гораздо дольше, чем меня… Михаил Чехов для меня красивее и пленительнее всех актеров и даже всех мужчин. Я схожу по нему с ума и рисую себе в своих ежедневных и еженощных грезах, какое это было бы счастье — всегда-всегда быть с ним вместе…“»

О.Л. Книппер-Чехова

Но, похоже, им было суждено хоть на какое-то время, но оказаться вместе. «И тут на помощь приходит великий случай. Для благотворительного представления мы оба репетируем в „Гамлете“. Миша — Гамлет, я — Офелия. Репетиции полны тайного флирта, но дальше этого дело не идет. Я робка, а Миша — я все еще опасаюсь — недостаточно влюблен… И вот наступает великий день. Спектакль исполняется перед исключительно избранной публикой. Бурные аплодисменты, я преисполнена гордости. Вновь и вновь мы с Мишей появляемся перед занавесом. Станиславский хвалит меня, тетя Ольга поздравляет, это мой первый успех…»

Успех приходит и в осуществлении трепетных мечтаний о любви: «Все решается в этот вечер. Я ухожу с Мишей за кулисы, где нас никто не может увидеть. И тут под замирающие аплодисменты публики он целует меня… Что за странное чувство! Сначала мне кажется, будто я умираю от блаженства. Но потом меня пронизывает глубокий страх: я еще нетронутая, „из приличного дома“ и сексуально абсолютно невежественна; ему двадцать три, он уже знаменит как актер и режиссер у Станиславского, очарователен, явный соблазнитель и донжуан театра.