Федерико Феллини - Джинджер и Фред

Похоже, что для программы, в которой должны участвовать Фред и Джинджер, специально подобраны монстры, наиболее характерные для жестокой хроники наших дней. И как странно и неожиданно подобраны: здесь и жертвы и преступники, выведенные из психического равновесия различными жизненными обстоятельствами. Сегодня все они втянуты в эту празднично расцвеченную круговерть, ошеломлены оглушительной музыкой и шквалами аплодисментов клюнувшей на приманку разношерстной публики.

Конечно, Джинджер и Фреду трудно отождествить себя, прежних, с кем-нибудь из присутствующих. Никакой доброй воли, никакой беспристрастности нашей героини не хватило бы. чтобы принять и понять бывшего священника — вполне светского и несколько женоподобного типа, сидящего рядом с миловидной, но мрачноватой девицей в джинсах. Он явился на телевидение, чтобы поговорить о тайне исповеди, которая, как он считает, сегодня уже себя изжила, и представить телезрителям свою беременную невесту. Вот он сидит сейчас перед Джинджер; слащавым и в то же время нахальным тоном, не выпуская изо рта сигареты, он развивает идеи относительно воспитания своего будущего ребенка.

Или депутата парламента, объявившего голодовку и ничего не берущего в рот уже тридцать восемь дней. В этот момент его как раз показывают по трем или четырем мониторам, установленным во всех углах бара. Для пожилых танцовщиков депутат — существо, принадлежащее к какому-то неведомому, чуждому им миру. Джинджер, не веря своим ушам, то и дело обмениваясь с Фредом комическими испуганно-негодующими взглядами, слушает пояснения врача, сопровождающего депутата, относительно состояния его пациента. Видим мы и самого депутата — бледного, тощего, в изнеможении откинувшегося на спинку кресла.

«Если депутат Дж. Т. будет по-прежнему отказываться от еды и питья, изменения в его организме могут принять необратимый характер. Сейчас я скажу вам — поскольку господин депутат сам говорить не в состоянии — к чему же он призывает на протяжении многих месяцев. Дело в том, что он хочет привлечь внимание всего народа и парламента к вопросу о безотлагательной необходимости закона, запрещающего охоту и рыбную ловлю, которые пробуждают в человеке инстинкт агрессивности».

Оглушенные, растерянные, охваченные все усиливающейся неуверенностью, которую Джинджер пытается скрыть, призывая себе на помощь весь свой кураж и оптимизм, наши танцовщики извлекают из чемоданчиков старые костюмы; именно в них они когда-то исполняли знаменитый «тип-тап». Сейчас мы их видим в просторном пустом помещении со множеством зеркал и раковин. Это туалет телестудии, а попали они сюда скорее всего по ошибке, открыв не ту дверь.

Фред, стесняющийся своих трусов и тощих безволосых ног, скрывается в одной из многочисленных кабинок и запирает ее изнутри.

Джинджер, пользуясь его отсутствием, быстро переодевается, не переставая между делом отвечать на тревожные, но в то же время ироничные вопросы Фреда, доносящиеся из-за двери.

— Как по-твоему, мы правильно сделали, что приехали сюда? — говорит он и со смешком добавляет: — А что, если я не смогу, как прежде, трижды поднять тебя на руках?

После непродолжительного молчания снова раздается его голос:

— Послушай, а тебя не мучает бессонница?

Джинджер, стоя перед зеркалом, поднимает руки, пытается увидеть себя в профиль, сзади, «примеряет» свои обольстительные улыбки.

— Как ты меня находишь? Только говори правду, — обращается она к Фреду, вышедшему из кабинки во фраке и цилиндре.

Старый партнер протягивает к Джинджер руки, чтобы подержаться за нее и выполнить несколько приседаний. Но в этот момент гулкий металлический голос из динамика велит им немедленно явиться в гримерную. И снова коридоры, лестницы, неизбежная путаница с лифтами, пока они не сталкиваются нос к носу с «переодетым», которого мы уже видели в микроавтобусе. Теперь он с видом всезнайки, торжественно ведет их в большой зал с огромным количеством зеркал и парикмахерских кресел, возле которых суетятся гримеры и их помощники, пудрящие, причесывающие и опрыскивающие лаком головы участников передачи.

Оробевшие Фред и Джинджер в нерешительности топчутся на пороге, пока к ним не подбегает улыбчивая и добродушная гигантесса в белом халате. Держа в руках флаконы и пуховки, она с ходу начинает гримировать их прямо у дверей и при этом продолжает громко переговариваться с одной из коллег, работающей в противоположном конце зала.

Между тем по внутреннему телевидению, экраны которого расположены в четырех углах под потолком, передают рекламу: показывают аппаратуру для видеоигр, компьютеры, научно-фантастические пульты, маленькие взрывающиеся планеты, диаграммы, указатели, колеблющиеся сетки таблиц, цифры вперемежку с детскими мордашками— приветливыми, смешными и лукавыми.

Совсем другая, поистине дьявольская, физиономия возникает в зеркале рядом с Джинджер: какой-то неопределенного пола «панк» с зелеными волосами разрисовывает себе язык черной краской и размазывает по голове густую фиолетовую жижу.

Джинджер, вырвавшись из рук гигантессы в белом халате, гримируется сама. Вся окружающая обстановка и близящийся момент их выхода на сцену заставляет ее вновь пережить былые чувства — волнение, нетерпение. Фреда же охватывает еще больший страх, и он присаживается в сторонке — нерешительный, неуверенный в себе, подавленный всей этой суматохой. Он ищет Джинджер, но глаза его встречаются с глазами улыбающейся пожилой парикмахерши, которая приветливо, как человек, встретивший старого знакомого, опрашивает:

— Вы все еще выступаете с голубями?

Фред не припомнит, чтобы ему когда-нибудь приходилось работать с голубями, но парикмахерша с такой уверенностью называет даты, вспоминает Турин и театр «Аугустус», что Фред, не желая ее разочаровывать, в конце концов отвечает, что у него действительно до сих пор есть номер с голубями.

Но вот в гримерную стремительно входит «звезда» программы — ведущий. Вместе со свитой ассистентов этот высокомерный (а когда ему надо — то и угодливый) тип быстро обходит весь зал, проверяя, как идут дела. С особой почтительностью останавливается он у кресла политического деятеля — человека могущественного и тщеславного; с напускным интересом делает несколько замечаний относительно прически какой-то красивой актрисы, потом во всеуслышание грозно распекает одного из гримеров и, размахивая руками, выбегает вместе со своей свитой из зала, не удостоив Фреда и Джинджер даже взглядом.

В пожилой танцовщице взыгрывает дух протеста: она не может перенести такого оскорбительного равнодушия и бросается за ведущим; догнав его в коридоре и растолкав окруживших его людей, она требует, чтобы и к ней было проявлено внимание. Пусть скажет, подходит ли грим, платье, прическа, и объяснит, почему им не дали времени на репетицию.