Денис Ядров - Проходимцы, дублёры и бежевый топлес в кино. Часть 1

Хотел я сфотографироваться с Венеаминовым. Подошёл к сцене, а он там сидит за столом с Морозовым. Только Морозов не настоящий – актёр какой-то в Морозова переодетый. Здесь фильм снимают, где Венеаминов с Морозовым в шахматы на щелбаны играют. А кто проигрыввет и ощелбаниваться не хочет, тому морду сразу бьют. Всей массовкой. И в массовке Дерибасов над шахматистами посмеивается.

Встал я возле сцены и глазами сияющими на Константина смотрю и улыбаюсь радостно. А я вообще улыбаться не люблю, а радостно вообще улыбаюсь практически никогда.

И вот готовлю я речь в духе: "А можно сфотографироваться с таким великим актёром, то есть вами. Не побрезгуете ли моим телефоном запечатлеть вас на память долгую и хорошую". И тут вижу краем глаза: девушка на сцену поднялась и говорит практически то же самое, но своим, женским, языком. А Венеаминов отвечает: "Спасибо за все похвалы, но фотографироваться со мной нельзя. Хватит того, что вы на меня пять часов из своей массовки смотрели". Ну, может, другими словами сказал и не то, но мы с девушкой это вот услышали.

Я расстроился, что мечта моей юности превратилась в мечту неизбывную, улыбнулся напоследок Венеаминову и поздоровался с ним. Тоже почему-то радостно.

А он в ответ недоверчиво со мной поздоровался и глаза прищурил: то ли бить пришли из массовки, как Дерибасов обещал, то ли знакомый какой-то. Но понял, что не бить и не знакомый. И отвернулся. И моя мечта тоже отвернулась с ним.

А мимо как раз Дерибасов пробегал в медицинской маске. Я поздоровался с ним в отместку за мечту мою неосуществлённую, а он улыбнулся мне в маску и поскакал куда-то. Мне кажется, он даже смеялся. Такой весёлый человек – Дерибасов. А Венеаминов – грустный.

Вы, если знаете его, передайте, что я в зале сейчас сижу и сфотографироваться с ним хочу. Не для корысти, а мечтаю просто.

Звонит мне сегодня незнакомый номер.

Беру трубку, мне говорят:

– Здравствуйте! Я Константин.

Говорю:

– Очень приятно.

Константин отвечает:

– Мне тоже. Мне сказали: вы со мной сфотографироваться хотите.

– Кто сказал? И вообще сегодня не первое апреля.

Называет общего знакомого. И тут я понимаю, что за Константин мне звонит.

Говорю:

– Ой, я пошутил. Вы, пожалуйста, не обижайтесь, но я хотел сфотографироваться на вашем фоне: два шахматиста на сцене и всё такое. Хотел девушку попросить меня сфотать, а она как раз хотела с вами себя запечатлеть, а вы отказали. Хотел кого-нибудь другого попросить, а, кроме Сухорукого, никого не было. Его постеснялся просить. Так и остался без фотографии с вами на фоне.

– То есть не будете со мной фотографироваться?

– Извините, – говорю, – но не буду.

Константин сразу трубку и положил.

Через час звонит телефон, беру трубку, а мне до боли знакомый голос говорит:

– Здравствуйте! Это Виктор Иванович.

– Дерибасов?

– Он самый. Я хочу сфотографировать вас на фоне Венеаминова.

Я посмеялся. Говорю:

– Спасибо. Вы шутите так хорошо.

А он говорит:

– Я не шучу. Приходите завтра туда-то, у нас будут съёмки как раз, и я вас сфотаю.

Ну Виктор Иванович известный шутник. Он и в день съёмок массовки тоже шутил постоянно. Только я не думал, что до такой степени. И главное – не лень им обоим звонить мне было.

Теперь думаю: идти завтра на съёмку или нафиг их шуточки?

И да: когда я писал, чтобы венеаминову передали, что я сфотографироваться с ним хочу, я пошутил. Зачем вы ему передали-то, в самом деле?

Самое главное в кино – искренне всему удивляться и неподдельно офигевать.

Сказал мне режиссёр: "Пройдёшь отсюда туда, когда он ткнёт в него пальцем, понял?" Я кивнул. "Что понял?" – "Он в него пальцем тычет – я иду". – "Молодец. Мотор!"

Ну, как договорились, один актёр в другого пальцем тычет, я иду, прохожу мимо актёров, заворачиваю за угол, иду дальше и тут слышу шаги за спиной и крик: "Слава!"

Я думаю: "Я же не Слава. Не буду останавливаться". А кто-то сзади уже кричит: "Слава, подожди!" Догоняет меня и хрясь руку мне на плечо так, что у меня позвоночник самортизировал. Смотрю: а это известный актёр. И говорит он мне: "Слава, а что ты рассказывал про этих, как их там?"

Ну я искренне удивился. Во-первых, я не Слава, во-вторых, молчал как рыба об лёд про этих, как их там. И я открыл рот от удивления, а режиссёр кричит: "Снято!"

Все десять дублей я удивлялся, почему не предупредили, что роль Славы играю. А в конце смены режиссёр подошёл ко мне и сказал: "Как ты хорошо удивление, раздражение и злость сыграл. И обернулся так не сразу, и взгляд был такой правильный, и держался, как надо. Какой же ты всё-таки молодец, Слава".

А Венеаминов, оказывается, роста низенького. На голову меньше меня. Или даже на две с половиной.

И мёрзнет всё время. Режиссёр подошёл к нему, спрашивает:

– Костя, ты мёрзнешь?

Они друг друга запросто Костей и Петей называют.

– Нет, – говорит Константин, – не мёрзну совсем.

Конечно, не мёрзнет: у него пуховик под пальто.

Я тоже хотел пуховик под пальто надеть. Мне сказали:

– Нет.

– Как нет? Почему звезде можно пуховик, а актёрам массовых сцен нельзя?

А мне:

– Так ты посмотри на себя и на него?

– А что мне смотреть? Я, может, сегодня просто не звезда, а завтра как засияю, что обо мне все узнают. Даже вы.

А мне говорят:

– Мы тебя итак знаем. Вся съёмочная группа. Ты нам уже весь мозг съел за два дня неполных: то тебе пуховик под пальто, то рацию отдельную, то чемодан дай. Посмотри на себя: мы еле пальто нашли твоего размера, кабан пятак, а на Венеаминова без пуховика пальто не налазит.

А Константин слушал всё это и курил в сторонке. Он вообще много курит. Одну сигарету заканчивает курить и другую сразу от неё подкуривает. Утром две пачки приносит на съёмку, а в обед уже стрелять начинает.

Ну как стреляет? Улыбается так, будто он и не звезда, и смотрит вокруг. Его сами люди угощают. Потому что приятно, когда тебе так улыбаются. Вообще приятно, когда улыбаются.

И я когда спросил Константина, можно мне смешное о нём в интернете писать, он сказал мне:

– Конечно, можно, Игорь. И про Дерибасова можно. И про Петю Шустрого напиши.

Так что, если что, мне разрешили. И улыбнулись так растерянно-стеснительно.

– В конце концов, меня в соцсетях нет, – сказал Константин, – так что я всё равно ничего не узнаю.

И вы ему тоже ничего не рассказывайте. Да и расскажете – он ведь сам разрешил. Всё по-честному.

– А вы зачем меня снимаете? – спросил Семён Большедворский.

Я растерялся и говорю:

– Не зачем, а для чего. На долгую память и немного о днях съёмок в фильмах. Может быть, я сейчас поработаю актёром и больше никогда не буду. Электриком, правда, я тоже так думал, и уже двадцать лет работаю.