Константин Лопушанский - Сквозь черное стекло

СЦЕНА 102. ГОСТИНИЦА, СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.

В служебном помещении было полутемно, мигала синим светом сломанная ртутная лампа, издавая зудящий неприятный и однообразный звук. Вдоль стен и на полках стояли ящики с питьевой водой. В глубине помещения суетился молодой портье, переставляя ящики.

Михаил Александрович угрюмо уставился на него.

Тот вытянулся подобострастно.

– Водички… дай мне, – Михаил Александрович чуть поморщился, провел рукой по груди, словно нащупывая свою боль.

– Вам с газом, без? – засуетился Портье, достал из-под стойки бутылку, открыл ее, налил воду в стакан.

– Нехорошо вам, Михаил Александрович? – участливо спросил он.

– Нехорошо, нехорошо. – задумчиво произнес Островой, глотая воду, и почему-то чуть скашивая глаза назад, будто кто-то стоял там, у него за спиной, а он никак не мог разглядеть – кто это.

Оба молчали. Михаил Александрович медленно пил воду, глядя куда-то в пустоту, но неожиданно, словно очнувшись, внимательно посмотрел на Портье, склонился к нему и очень тихо сказал:

– Ты не чувствуешь?.. В воздухе что-то висит. такое. Что-то происходит. Не чувствуешь?.. Нехорошо как-то все. нехорошо.

Михаил Александрович снова провел болезненно рукой по своей груди.

– Так это. магнитная буря сегодня, по телевизору говорили, – почему-то тоже перешел на шепот Портье.

– Буря? – Островой усмехнулся. – Буря, значит… Может и буря.

Михаил Александрович заметил бумажную иконку царя Николая II на стене. Усмехнулся какой-то своей мысли.

– Что, царя любишь? – спросил он. – Тебя, вообще, как зовут?

– Василий, – пробормотал паренек. – А царя, правда, я очень уважаю. Считаю, так лучше, когда царь.

– И в церковь ходишь?

– Хожу, бывает. редко, конечно.

– Это правильно, что редко. Чего тебе там делать? Тебе не Бог нужен, тебе нужен царь. Ага. Но только не такой как этот, – Михаил Александрович кивнул на иконку, – а другой. Тот, о котором еще сто лет назад сказано было.

Михаил Александрович на секунду задумался, затем, хитро улыбаясь, предчувствуя сюрприз, порылся в кармане пиджака, достал оттуда бумажник, а из него – вчетверо сложенный листок, похоже, вырезанный из глянцевого журнала – на обратной стороне читались остатки какой-то рекламы.

Михаил Александрович торжественно разгладил листок, вглядываясь в стершиеся буквы.

– Это стихи, я их в журнале вырезал, – пояснил он. – Вот.

—. от суда, вот ведь. – повторил он удивленно, словно пробуя на вкус это слово. Затем посмотрел на Василия, застывшего в полной растерянности и недоумении. Усмехнулся.

– Вот такой царь тебе и нужен, Василий. Вот таким царем. я и буду.

– Только никому не говори, – шутливо погрозив пальцем, добавил он.

И уже в дверях, выходя из каморки, оглянулся и очень тихо сказал:

– Ты вообще запомни этот день, Вася. Ты сегодня царя видел… Будешь деткам потом рассказывать.

СЦЕНА 103. ГОСТИНИЦА, ГОСТИНАЯ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.

Михаил Александрович вернулся в гостиную и тяжело направился к своему креслу в углу.

– Марина! – вдруг резко позвал он.

Марина тут же появилась рядом.

Михаил Александрович, склонившись к ней, тихо сказал:

– Ну, где же она, в конце концов?

– Одевается, наверно.

– А ты что стоишь?! Пойди, поторопи. Сколько можно?

– Сейчас.

Марина быстро пошла к лифту.

СЦЕНА 104. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ДЕНЬ.

Выйдя из лифта, Марина решительно прошла по коридору, подошла к номеру, постучала. Ответа не было. Подергала ручку. Дверь открылась.

Марина вошла в номер, закрыв за собой дверь.

СЦЕНА 105. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. НОМЕР ОСТРОВОГО. ДЕНЬ.

Марина с удивлением огляделась. В номере было темно, шторы все так же закрывали окна.

– Настя, – тихо позвала Марина. – Ты где? Ты почему не спускаешься? Все ждут.

Марина заметила мерцающий огонек из спальни, дверь туда была полуоткрыта. Она шагнула туда.

Настя сидела у столика, спиной к Марине. Перед ней горела свечка, рядом стояла иконка.

Настя была в свадебном платье, с головы спускалась фата.

На столике почему-то лежали ножницы, с окровавленными, как казалось, концами.

Она не оглянулась на шаги Марины. Сидела, не шевелясь. Что-то было очень неестественное в ее фигуре, неживое. Словно это был застывший, окаменевший труп.

– Настя, – растерянно и испуганно повторила Марина почему-то шепотом, приближаясь к ней. – Что с тобой? Что ты молчишь? Что…

Медленно, очень медленно Настя повернулась.

Марина увидела лицо с выколотыми глазами, черными от ссохшейся крови глазницами, с кровавыми подтеками по щекам, среди которых даже угадывались остатки сетчатки. На этом застывшем, словно мертвом, лице, выделялась улыбка неподвижных неживых губ.

– Больно. очень больно. – прошептала Настя.

СЦЕНА 106. ГОСТИНИЦА В БЕЛОДОНСКЕ. ДЕНЬ.

Жуткий крик раздался в коридоре гостиницы. Марина выбежала из номера и бросилась бегом вниз по лестнице, не переставая кричать, надрывно, истошно.

СЦЕНА 107. ВХОД В ГОСТИНИЦУ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.

… Крик был такой силы, что люди на площади, у входа в гостиницу оглянулись на раскрытые двери, на верхние этажи.

СЦЕНА 108. ГОСТИНИЦА, ГОСТИНАЯ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.

… Замедленно, выпрямившись, оглянулся на этот крик и Островой.

СЦЕНА 109. ВХОД В ГОСТИНИЦУ. ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.

У входа в гостиницу стоит скорая помощь. Возле нее стоят два санитара, оба в халатах. Курят. Вокруг пусто, никого нет. Валяются какие-то обертки, лопнувшие шарики, обрывки гирлянд. Моросит дождь.

Из дверей гостиницы появляется врач с какими-то бумагами в руках, просматривая их на ходу. Уже почти подойдя к машине, он останавливается, идет обратно, видно забыл что-то.

Ему навстречу из дверей выходит Администратор. У него в руках бумага, похоже, та, что искал врач. Он отдает бумагу, что-то еще говорит и возвращается в гостиницу.

Врач и санитары садятся в машину, и она уезжает.

Из дверей выходит швейцар, широко открывает дверь и продолжает так ее держать, поджидая кого-то.

Из дверей медленно выходит Настя, ее глаза заклеены перевязкой. Швейцар ставит рядом с ней чемодан, кладет ее руку на ручку и уходит.

Настя осторожно ногой нащупывает ступеньку и спускается на площадь.

СЦЕНА 110. УЛИЦЫ БЕЛОДОНСКА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ОСЕНЬ.

Она шла по улице, почему-то по той самой, по которой они шли совсем недавно с Андреем. Следом за собой она волочила чемодан, из которого сквозь неплотно закрытую крышку свешивалась какая-то тряпка… Другой рукой она дотрагивалась кончиками пальцев до стены, определяя, как она всегда умела делать раньше, направление.