Array Сборник статей - Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском. Материалы научной конференции 9–10 декабря 2012 г.

О Лидии же замечено: гримаска «хорошеньких губок» («jolie bouche»), и далее: «jolie compagne de voyage», «belle fille», «père d' une jolie fille» («хорошенькая спутница», «хорошенькая девушка» полковник – «отец хорошенькой дочери»); у нее «белокурые волосы», она «в парижском костюме» [3] Там же. С. 457, 438. . И лишь в мечтах Орсо со свойственной влюбленному гиперболизацией она предстала в большей определенности. Он грезит о Лидии и видит перед собой «голубые цветы, похожие на улыбавшиеся ему глаза», её «светлые, тонкие и нежные, как шелк, волосы, блестели, как золото… Её глаза казались ему синее небесного свода», на ней «муслиновое платье», из-под которого выглядывала «маленькая ножка в черном атласном башмачке» [4] Там же. С. 501. . Как писал Пушкин о голубоглазой блондинке Ольге Лариной, «любой роман возьмите и найдёте верно её портрет…» [5] Пушкин АС. Поли. собр. соч.: в 10 т. Т. 5. Л., 1978. С. 40. . Зато Мериме подробно описал нрав Лидии как представительницы общества. Её привело на остров праздное любопытство, она рада, что заполучила «клочок от обоев из… комнаты», «где родился Наполеон» [6] Мериме П. Коломба // Хроника царствования Карла IX. Новеллы. С. 434. .

Действия, желания, цели Коломбы далеки от тех, которыми живёт Лидия. И в контрасте двух молодых девушек – корсиканки Коломбы и англичанки Лидии, оказавшейся все же способной на любовь, в повести предстает ещё одно столь же сильное, как и в основном сюжете, противопоставление существования, близкого природе, и жизни цивилизованной. Придание решительности характеру Лидии понадобилось режиссёру для утверждения значимости цивилизации, по поводу которой Мериме ироничен как раз при описании молодой англичанки.

Скучающая, пресыщенная жизнью мисс Невиль, путешественница в мире людей и в мире книг, смогла все же уберечь двух детей природы. Способная на чувство, она спасает жизнь Орсо, но разрешило ли это ситуацию как таковую? Ведь Коломба осталась верна себе, как и корсиканцы. Куда они смогут уйти от вендетты, не замуж же за Лидию? Или им надо принять законы, которыми вертят мэры? И префект, этот Deus ex machina, всегда ли он окажется рядом до того, как новый сержант стрелков, крестник другого Барриччини, найдёт скрывшегося в маки еще одного Орсо и застрелит его без суда? Орсо улетел в Италию (у Жауи – во Францю) на крыльях любви. Любовь спасла и героя поэмы Пушкина «Кавказский пленник». А трагедии в поэмах «Бахчисарайский фонтан» и «Тазит» обнаруживают непреодолимую пропасть между человеком цивилизованным и человеком, живущим согласно обычаям, которые не признают законов цивилизации.

Но соблюдаются ли законы и спасительны ли они? Не убаюкивает ли себя всё более рациональный европейский мир этой хвалой цивилизации? Ведь и Коломба, надевшая европейское платье, не видит себя замужем за военным и собирается из племянника сделать корсиканца. Где, кроме культуры, этого гётевского западно-восточного дивана, любви, этой редкости, и религии, всё более условной данности (и Коломба – католичка, она перекрестилась перед обедом), где возможны точки пересечения и мирного сосуществования живущих в одном селении? Мериме знает о том, что законы, выработанные цивилизацией, не способны играть ту роль, какую играют обычаи народа. Но жизнеспособна ли опирающаяся на свои законы цивилизация – таков риторический вопрос писателя.

Характерно, что в фильме изменён и конец повести. У Мериме хозяйка фермы, где живёт Барричини-старший, говорит дочери о Коломбе-мстительнице, что у той дурной глаз. В фильме же Коломба, держа не стилет, но веер, идёт с полковником, рассуждая о будущем племяннике. Этот новый конец освободил зрителя от этического аспекта в его эстетическом восприятии фильма. А ведь образ героини двойствен. Она красива, сильна и она страшна для Барричини, показанная режиссером в его восприятии, и такова она в своей мстительности. Этот образ напоминает «мучительное чувство» смотрящего на Венеру Илльскую героя более ранней новеллы и думающего о том, как «такая дивная красота может сочетаться с такой полнейшей бессердечностью» [7] Мериме П. Венера Илльская / Пер. А. Смирнова // Хроника царствования Карла IX. Новеллы. С. 400. . Двойственность образа фурии мести сохранена фольклором. Так, в грузинских преданиях, по мотивам которых писал драму «Грузинская ночь» Грибоедов, кормилица, отомстившая князю, который продал за коня её сына, страдает и погибает, так как нарушила нравственный закон. Этот закон прописан и в религиозных заповедях. Мериме усиливает впечатление двойственности героини, завершая повесть словами фермерши. Режиссёр фильма не воспроизводит эту сложность, упрощая проблему, даже подменяя её показом, хотя и на втором плане, торжества законности.

В повести Мериме, как и в произведениях других романтиков, люди живут собственной жизнью, имеющей глубокие, корневые конфликты, и они нередко более разрушительны, чем войны, как бы ни были последние масштабны. В разрешении или в преодолении этих конфликтов человек проявляет верность своей богатой натуре. В присущем романтикам внимании к особенностям личности Лоран Жауи детально следует автору повести, что придаёт её фильму статус произведения, продолжающего эстетическую и социально-философскую эстафету. Но считая цивилизацию спасительной пристанью, режиссёр фильма существенно разошлась с писателем. Это привело к упрощению образов и снижению остроты вопроса о роли цивилизации, о месте в ней личности, воспитанной природой и верной обычаям предков. А Мериме, создав вскоре после написания повести о корсиканке яркий образ Кармен, показал природную склонность женской натуры к свободе от любых социальных пут.

Фильм, снятый по повести «Коломба», оказался противоречив. Режиссёр исследовала цельный характер героини, но цивилизация, нивелирующая личность, поднята в фильме на котурны, между тем, как романтики XIX века знали ее истинную цену. Несомненно, в связи с этим, что экранизация литературного произведения предполагает обязательным условием усвоение творческих обретений его автора, и лишь на этой основе возможны актуализация и углубление поднятых им и по-прежнему социально важных вопросов.

Анджей Вайда был «одержим» «Бесами» Достоевского ещё в семидесятые годы, когда ставил «Бесов» в Старом театре Кракова. Перенести же «Бесов» на экран режиссёру удалось только в 1988 году. В основу сценария легла пьеса Альбера Камю «Одержимые» («Les Possedes», 1959), от которой Вайда, впрочем, отошёл. Фильм снимался во Франции и был предназначен в первую очередь для французского экрана, что и определило выбор актёров.