Алексей Злобин - Яблоко от яблони

– Он тебе все расскажет, – поп ткнул в меня пальцем и вышел.

Дорога к ее дому вела мимо театра. Шли молча.

– А что теперь? – снова спросила она.

– Теперь, Даша, за тебя легионы ангелов чертям морды бьют.

Она улыбнулась.

Вечером в театре Валентина Александровна Федотова обняла меня:

– Не вернешься ведь уже?

– Посмотрим.

Даша с Митей стояли на перроне.

– Береги ее, Митя, чтоб в окно не прыгнула!

– Не дрейфь, Злобин, – второй этаж, внизу кусты сирени!

И я уехал.

Через месяц Худрука сняли. Директор сплел интригу, призвал министерство, голосовало больше ста человек, из них двадцать восемь артистов – все, кто остался. Судьбу Худрука решали бухгалтеры, шоферы, кассиры, распространители билетов…

– А вы, Митя, почему не голосуете?

– А не вы меня в театр брали. Я ведь к Худруку пришел, а не к вам, господин Директор, – понятно?

Мите потом припомнили эти слова.

У Даши все обошлось. Удалось даже доучиться, где теперь служит – не знаю.

Отец сказал: «Видимо, мой ученик сошел с ума. Не расстраивайся, это – только начало».

Дальнейшая судьба Худрука ужасна. Он поехал в Москву. В Театре Станиславского у него на репетиции умерла актриса. Потом он ставил какую-то чернуху к юбилею МХАТа, завалил весь театр чучелами птиц, потратил громадный бюджет, плел интриги – записывал в блокнотик, кто с кем как и когда, но все путал и был не понят. Спектакль сняли после трех представлений, артисты послали ему телеграмму: «БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ ТЧК ВАШ МХАТ». Через год у него умерла дочь – от передозировки наркотиками. В Одессе при постановке «Цены» Артура Миллера он вывел на сцене призрак умершей дочери Соломона. Там тоже не обошлось без травм и переломов судеб. Где он теперь? Слухи доходят, и все мерзкие.

А на меня опыт постановки диплома повлиял так, что я решил завязать с профессией. Помню тот день, спустя три месяца по возвращении из Энска, конец января 97-го. Лежу на диване и думаю: «Зачем все это? Надо менять жизнь! Прощай, режиссура!» В ту же минуту, будучи уверен, что жизнь кардинально изменилась, поехал к друзьям-художникам отмечать перемену. Отметили, кое-как добрался домой, ключом в замок не попасть, звоню. Открывает мама и с порога сообщает:

– Лёша, звонил Голиков – тебе присвоили именную стипендию Мейерхольда, срочно звони ему!

– Кому, Мейерхольду?

Я сел на пороге и грубо выматерился, после чего позвонил мастеру:

– Да, Вадим Сергеевич, что за дурацкий розыгрыш?!

Мягкий баритон Вадима Сергеевича перебивался еле сдерживаемым хохотком:

– Я, как вы понимаете, ни при чем. Ректор сообщил, что на кафедре приняли решение присвоить вам стипендию Мейерхольда. Это очень почетно, раз в год премируют одного из режиссеров. Кафедру возглавлял Фильштинский, помните, он хотел вам на третьем курсе «пару» влепить, ха-ха, а потом отстаивал вашего Уильямса. Вот за Уильямса вам и «привет» от Мейерхольда. Поклон отцу, порадуйте Женю!

В дальней комнате на кровати сидел отец:

– Папа, ты представляешь?..

Папа сиял! Он уже полгода не улыбался, был крайне замкнут, а тут вдруг:

– Сынок, дорогой, я тебя поздравляю, я счастлив, я горд за тебя!

Потом была Москва, Брюсов переулок, в квартире Всеволода Мейерхольда торжественно вручили сертификат и чек на годовую выплату стипендии, потом банкет в ресторане: госпожа Режиссура подмигнула, не приняв моего отказа.

Я все думал, зачем такой зигзаг, такой контраст и перемена участи в один день? И я прекрасно знал ответ: порадовать отца напоследок – больше незачем.

В феврале его не стало.

Я побежал за священником, а храм закрыт. Вернулся, отца уже не было. Он ушел один, без моей руки, без моего присутствия, один.

А осенью позвонил мой сосед, актер Петр Семак:

– Лёшка! Тебя разыскивает Главреж.

– Главреж?

– Новый худрук Энского Академического. Жди звонка.

Через час я услышал:

– Алексей, мне бы хотелось загладить несправедливость нашего театра перед Петербургом, есть предложение…

Позади уже были съемки у Сорокина и Сокурова, первый опыт ассистентства – я причастился кино.

Умер отец, похоронили Ваню Воропаева (мужа актрисы, с которой я хотел восстановить Уильямса, – все рухнуло), умер двадцатичетырехлетний Володя Митрофанов – однокурсник Мити, Вадим Данилевский – однокашник, с кем вместе преподавали на актерском курсе.

Шла бесконечная холодная бездельная осень. И звонок Главрежа был нечаянной радостью: наконец-то я мог защитить диплом. Предложили ставить что угодно, предпочтительно с женским распределением. Но у театра изменились задачи, мэрия выделила бюджет на новогоднюю сказку, которую никто в этом морге ставить не хотел. А бюджет требовалось «освоить». Так выдалась перспектива сочинить волшебное и праздничное зрелище.

Въезжал на коне, уезжать пришлось, выволакивая коня на своем горбу. Не забуду, как при встрече улыбались съевший Худрука Директор и Главреж – выпускник нашей alma mater, казалось бы, «свой». Прослушав музыку к спектаклю, я сказал, что музыка будет другая. Мне ответили, что я ошибаюсь. Следовало тут же развернуться и уехать.

А меня еще и обсыпало всего. Местные врачи решили: «аллергия». Я таскался между репетициями к эндокринологам, аллергологам и прочим спецам – не помогло. Ночью перед сном таблетку тавегила запивал стаканом водки – это позволяло спать несколько часов. Потом все начинало зудеть, я просыпался в кошмаре, голова гудела. Приходил в театр, наглухо закрытый от горла до пят – никаких рукопожатий, объятий – чудовищный тактильный голод.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.