Владимир Ильин - Напряжение на высоте

– Роман Глебович, что я должен сделать, чтобы Максим умер? – спросил Черниговский напрямик, не опасаясь ни лишних ушей, ни камер.

Всему есть цена. И сегодня он был готов платить – потому что решение этого вечера по семье Самойловых будет окончательным. А жить и знать, что обнаглевших мастеровых просто обяжут работать бесплатно… и любое уже его личное наказание будет воспринято как оплеуха императору… Это раздражало до дрожи.

– Лишите его статуса гражданина, – подумав, выдал Рюрикович.

– Считаете, император поспособствует? – задумался над вариантом князь.

Персона нонграта, человек без господина, выведенный из-под власти закона, враг государства – назови как угодно, никто не вступится за изгоя. Это было бы… сладко.

– Император выше подобных вопросов. Но если дюжина равных вам посчитает, что человек недостоин жить с ними на одной земле, – их древние права не будут оспорены.

– Дюжина?.. – с сомнением произнес Черниговский, оценивая время до вечера.

– Можете посчитать себя, а если найдете еще десять голосов, то я обещаю к вам присоединиться, – мягко ответили ему.

– Премного благодарен, – глубоким поклоном отразил признательность Черниговский.

– Да, еще, – щелкнул пальцами Роман Глебович. – С вами желает переговорить иностранная делегация. У них тоже проблемы с похищенной девушкой.

Дверь кабинета рядом словно сама собой отворилась, отражая пятерых мужчин в красно-золотых длиннополых одеждах, вставших полукругом и внимательно смотревших на князя. Индейцы, что ли? Любопытно.

Рядом с ними совершенно терялся уставший юноша славянской внешности в дешевом пиджачке – явно недорогой переводчик. Но вот сами господа смотрелись очень дорого и очень… перспективно.

Надо же как-то гасить долг перед китайцами? Доход от родовой должности будет как никогда кстати – а эти заплатят, никуда не денутся. Только слово министра внутренних дел может заставить городовых по всей стране начать работать всерьез – не отворачиваясь от притонов и нелегальных постоялых дворов. А если гаркнуть – тряхнут весь криминал, да так, что те сами взвоют и притащат эту девку в ближайший околоток.

– Пусть запишутся ко мне на прием, – в предвкушении распрямил Черниговский плечи и благосклонно кивнул темнолицым. – Думаю, мы найдем, как друг другу помочь.

Юноша-переводчик тут же принялся нашептывать перевод его слов стоящему подле старику.

– Надеюсь, эти господа знают традиции подарков нашей страны? – шепнул князь стоящему рядом Роману Глебовичу.

– Бесспорно, эти господа знают много традиций, – кивнул тот. – Возможно, решите поговорить сейчас?

– Им следует подготовиться, – не согласился Черниговский. – Тщательно. Завтра утром.

Золота, поговаривают, у них целые пирамиды – только сейчас в руках не видно ни единого слитка.

– Вам виднее, – не настаивал Рюрикович.

Оказавшийся весьма полезным человеком – стоило поделиться с ним доходами.

– Спасибо, Роман Глебович, – со всей душой пожал Черниговский руку дяде императора. – Да. Еще одна мелочь. Скорее даже недоразумение. Мои люди говорят мне, что им не дают начать восстановление моей башни.

Какое-то возмутительное самоуправство! Хотя прикрываются расследованием «Ока государева» – и нет возможности прогнать их силой.

– Деньги еще считают, – с улыбкой ответили ему.

Князь недоуменно перевел взгляд на лицо собеседника и даже слегка дрогнул: глаза, зеркала души, смотрящие на него, были словно два выстуженных озера.

Алчные черти.

Черниговский неловко поклонился и быстрым шагом отбыл. Следовало приговорить одну мерзкую личность до завершения дня.

То, как старейшина Аймара с сыном и свитой вышли из кабинета и встали возле Романа Глебовича, осталось вне его внимания.

– Не пожелал говорить, – подытожил Рюрикович.

Но тем уже не особо была нужна та беседа. Они услышали достаточно в разговоре, что изначально не был приватным, а значит, и урона чести никакого ни им, ни великому князю.

– Тот, кто не хочет говорить с Аймара о будущем, будет говорить с Аймара о прошлом, – произнес вслед за старейшиной молодой переводчик.

И опасливо покосился на великого князя. Для простого белорусского толмача, откомандированного с гостями страны, это было немного… слишком.

– Возможно, вам повезет встретиться с ним завтра с утра.

– Определенно повезет, – перевел юноша и невольно тронул ворот рубашки, ставший неожиданно плотным и мешающим дышать.

Ему как никогда захотелось впервые в жизни исказить слова и перевести клиентам: «А может, не надо?» – от имени великого князя.

Потому что предложение самого переводчика они проигнорируют.

Впрочем, это не так чтобы очень обидно.

Пятерка Аймара уделила Рюриковичу милостивые наклоны голов и степенно направилась на выход.

Вовсе не обидно. Потому что на мнение великого князя, складывалось такое ощущение, этим людям уже тоже плевать.

Попрощаться с Семеном Александровичем Пилькевичем, скончавшимся на пятом десятке лет от сердечного удара, прибыли всего полтора десятка человек – из числа дальних родственников, до кого смогла дозвониться пресс-служба князей Черниговских. Она же заказала некролог в газетах, оповестила о безвременном уходе уважаемого специалиста по радио и сумела вставить пару строчек в сводку новостей ряда второстепенных каналов.

Многие в этот день узнали имя и фамилию человека, ранее скрывавшегося за должностью личного княжеского советника. Еще большее их число равнодушно отбросили эту информацию как бесполезную для себя.

Люди уходят – иные, вложив все силы и время в служение, делают это в одиночестве, без жен и детей. Увы, в этот раз – даже без коллег по работе, отчего-то единодушно проигнорировавших церемонию прощания. Хотя, конечно, конец рабочего дня, вторник… Но не было даже заместителей – словно появление тут способно серьезно навредить карьере…

Пустоту огромной московской квартиры, в которой практически не жили, не оглашали рыдания и стоны горя – люди степенно стояли вокруг гроба, установленного на двух табуретах в самой большой комнате, и внимательно слушали зачитываемое душеприказчиком покойного завещание. Лысоватый старик в скорбном черном фраке медленно диктовал последнюю волю усопшего, перечисляя, что из пожалованного достанется любимым племянникам, а что – двум молодым любовницам, присутствующим тут же в комнате и явно не подозревавшим ранее о существовании друг друга. Впрочем, никто не собирался кричать и выяснять отношения – люди подобрались исключительно воспитанные. Разве что единожды плеснула эмоция, когда решалась судьба двух квартир в столице, и на покойного зло посмотрел десяток пар глаз и две пары – признательных.