Даниэль Труссони - Ангелополис

Элегантно махнув крылами, Эно спустилась и подошла к поверженной. Она тяжело дышала, дрожа от утомления; длинные черные волосы рассыпались по плечам. Став над Эванджелиной, женщина отвела крылья назад, готовясь нанести последний удар, когда лежащая с нечеловеческой силой оттолкнула ангелицу, ударив ее в солнечное сплетение.

– Отличный удар, – негромко похвалил Бруно, и Верлену пришлось согласиться.

Солнечное сплетение являлось слабейшей точкой всех ангельских созданий. Крепкий удар мог в секунду закончить поединок.

– На имиме нет кирасы, – с удивлением отметил Верлен.

Ангелы-наемники нередко защищали свою грудь.

– Ей нравится бросать вызов судьбе, – проговорил Бруно. – A пропустив удар, она радуется боли.

Эно собралась с силами, выставила вперед руки, чтобы защитить себя. Эванджелина ударила снова – с немыслимой силой, точным, совершенно отмеренным, злым движением. В считаные секунды она добилась превосходства над противницей, придавив ногой изгиб элегантной шеи, словно собираясь раздавить ей горло. Эванджелина оказалась более сильной и умелой. Она могла убить по желанию, убить без труда, столь же легко, как давят насекомое. Вопреки всему, Верлен гордился ею. Охотник наблюдал, ожидая, когда та нанесет смертельный удар.

Но вместо этого она преклонила колена и сложила крылья за плечами в знак подчинения на глазах изумленного охотника. Эно оправилась от потрясения и сразу принялась связывать жертве руки. Пленница бросила на него взгляд, и Верлен понял, что эта капитуляция является знаком, предназначенным ему. Его знакомая обладала силами нефилима, но предпочла не принадлежать к их числу. Теперь стало ясно, что все мечты и каждый выслеженный ангел вели его обратно к Эванджелине. И предстояло снова потерять ее.

Вероятно, Бруно испытывал то же самое, потому что явно собирался вмешаться в схватку. Он шагнул вперед с пистолетом в руке. Стандартная процедура была прекрасно знакома Верлену: выстрел электрического парализатора сковывает ангела, не позволяя тому шевелить крыльями. Парализованное создание падает на землю, где охотник на ангелов связывает его. Мысль о том, что он может причинить боль прелестному существу, смутила ангелолога. Хотя процедура поимки предполагала простое воздействие на дугообразную кость, электрический ток мог причинить колоссальную боль.

– Не стреляй, – в ужасе прошептал Верлен, осторожно ступая по пластинам шифера.

– Меня больше интересует имим… – негромко проговорил Бруно, но опустил пистолет.

Эно поставила Эванджелину на ноги, обхватила рукой за талию и, взмахнув крыльями, взмыла в ночь. Мужчины молча провожали взглядом ее полет. Верлену казалось, что часть его самого осталась в руках Эно и что так же, как меркла она, растворяясь в ночи, так же блекнет и он сам. Ладонь босса опустилась на плечо Верлена. Очевидно, учитель понял, что ученика снедает жгучий гнев, ярость, необходимость отмщения.

– Отправляемся следом за ними, – проговорил Верлен.

– Искать Эно в Париже бесполезно, – проговорил Бруно, направляясь к краю крыши, чтобы спуститься на балкон. – Если мы хотим поймать имима, придется делать это на ее собственной территории.

Зимний дворец, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Если бы Вера Варварина имела возможность поступать согласно собственному желанию, то оставила бы свой кабинет, с его треснувшей штукатуркой [8] Переводчик и редактор напоминают читателю о том, что действие в дальнейшем будет разворачиваться в вымышленной автором России – грязной, пьяной, чуть ли не целиком расположенной за Полярным кругом, где даже Челябинск находится в поясе вечной мерзлоты. Так что не стоит удивляться полету авторской фантазии – тем более что произведение в целом является фантастическим. и разложенными в беспорядке бумагами, и прошла бы по просторным барочным залам Зимнего дворца, по старинным коридорам, мимо зеркал в золоченых оправах и резных хрустальных канделябров, свободная, как дитя, попавшее в пряничный дворец. Пересекла бы огромную Дворцовую площадь, прошла под арками южного фасада и вступила в музей, где предъявление пропуска откроет ей каждую дверь. Среди огромных картин, гобеленов, фарфоровых ваз и изваяний – всей красоты, собранной Романовыми за годы их трехсотлетнего правления в России, – она будет чувствовать себя принцессой.

Вместо этого женщина собрала в шиньон свои длинные светлые волосы, подошла к окну и толкнула створку. Внизу маячили ангелы; она ощущала их присутствие, которое, подобно тонкому и высокому писку, раздражало ее уши. Не обращая на них внимания, Варварина впустила в комнату холодный ночной воздух. Жизнь, проведенная в сыром климате Санкт-Петербурга, наделила ее крепким сложением. Вера была способна противостоять любой хвори и без особых неудобств переживала суровые зимы. Она не была высокой или маленькой, худой или толстой, красавицей или простушкой. Женщина считала свою внешность самой обычной, и знание это давало ей силы вести жизнь исключительно умственную, посвященную интеллектуальному развитию. В ней не было места тому легкомыслию, какое позволяли себе многие из знакомых ей женщин, ведших жизни, наполненные покупками, мужьями и детьми. Это также позволяло добиваться великолепных успехов в работе. Но возникали трудности, когда приходилось нисходить к уровню простых людей. Она не хотела даже слышать об их повседневных успехах и неудачах. Старый и близкий друг однажды пожаловался, что внутренний мир ее напоминает железную мышеловку: открытая дверца приглашает войти, но затем прихлопывает всякого, кто рискнет сделать это. Даме никогда не случалось поддерживать связь с мужчиной дольше одного-двух месяцев, и даже это время подчас казалось досадливо скучным.

Наклонившись вперед, Вера высунулась наружу и окинула взглядом окаменевший зелено-белый мрамор Зимнего дворца. Поодаль поднимался луковичный купол собора. По Неве неслись вертевшиеся и нырявшие льдины. Все, что казалось уродливым в Санкт-Петербурге – многоквартирные дома коммунистической поры, пышные дворцы нуворишей рядом с вопиющей бедностью, отсутствие политических свобод при правлении правительства Путина, – все становилось несущественным, если смотреть из того укромного уголка Зимнего дворца, где она сейчас находилась. В качестве младшего научного сотрудника Вера занималась исследованиями российских нефилимов. Изучала их проникновение в царствующий дом и аристократию, артефакты, генеалогии и судьбы во время революции 1917 года. Она выросла в постсоветском Петербурге, в окружении роскошных, построенных в итальянском стиле дворцов Романовых, и сей факт – вкупе с обучением тонкостям ангелологии – оказал большое воздействие на ее вкусы. Женщина вовсе не стремилась, подобно многим молодым россиянам, ощутить великолепие прошлого, насладиться роскошью предыдущей эры. Но, в отличие от коммунистов, не воспринимала царский быт как признак упадка. История для нее была подобна тектоническим пластам: влияние нефилимов на землю обнаруживалось под общественными, экономическими и политическими структурами, ежедневно возводящимися человечеством. Она понимала, что эти создания некогда заразили саму сущность ее страны. А теперь, с ростом ангельского населения, стали еще более опасны.