Дин Кунц - Город (сборник)

– Ладно, раз ты так говоришь.

– Говорю. И сейчас для этого не требуется доказывать чью-то вину. Если нет необходимости делить собственность – а такой необходимости нет, – если ему не нужна опека над ребенком и даже право видеться с тобой – а ему ни то ни другое не нужно, – суд обходится без согласия твоей матери.

– Она бы согласилась.

– Развод он получит и без ее согласия. Знаешь, когда распадаются семьи, некоторые люди очень озлобляются и пытаются максимально навредить недавно близкому человеку.

– Только не моя мама.

– Это точно. Но когда люди злятся, они ведут себя глупо. Устраивают свару из-за детей, один пытается наказать другого, возводя стену между ним и детьми.

В тревоге я остановился.

– Но ты же сказал, что я ему не нужен. А если так, я у него и не окажусь. Не пойду к нему. Никогда.

Дедушка Тедди положил руку мне на плечо.

– Не волнуйся, малыш. Ни один судья в этом городе не отнимет тебя у такой женщины, как Сильвия, и не отдаст твоему отцу.

– Правда? Ты уверен?

– Я уверен. И он говорит , что ты ему не нужен, но у такого человека, как он, слова совсем не обязательно совпадают с мыслями. Иногда люди ведут себя безответственно, Иона, они не хотят оставить решение спора суду, они сами вершат правосудие, согласно собственным взглядам на проблему.

– Он может это сделать? Как он может это сделать?

Мы уже подходили к церкви Святого Станислава.

– Давай посидим на ступени у входа в церковь, – предложил дедушка Тедди.

Мы сели бок о бок на ступени, он достал из кармана упаковку «Джуси фрут» и предложил мне пластинку, но я так перепугался, что брать не стал. Возможно, он тоже чуть напугался, поскольку последовал моему примеру и убрал упаковку в карман.

– Допустим, как-нибудь ты идешь из общественного центра домой и твой отец сворачивает к тротуару, останавливает автомобиль и предлагает тебя куда-то отвезти. Что ты сделаешь?

– А куда он захочет меня отвезти?

– Скажем, в такое место, куда ты с удовольствием бы поехал, может, в кино или в молочный бар.

– Он никогда не предложит мне поехать туда. Раньше такого не случалось.

– Может быть, он скажет, что у него возникло желание наладить с тобой отношения, извиниться за все, что он делал не так.

– У него может возникнуть такое желание? Сомневаюсь.

– Он может такое сказать. Возможно, он даже купит тебе подарок, и тот, завернутый в блестящую бумагу, будет лежать на переднем пассажирском сиденье. От тебя потребуется только сесть в машину и развернуть бумагу по дороге в кино или молочный бар.

В теплом воздухе, на теплых от солнца ступенях меня прошиб холодный пот.

– Как я понял из твоих слов, мне надо будет проявить к нему уважение.

– Так что ты сделаешь?

– Ну… скажу, что мне надо спросить маму, не возражает ли она против моей поездки с ним.

– Но твоей мамы рядом не будет.

– Тогда я попрошу его заехать в другой раз, после того, как я с ней поговорю, но, даже если мама разрешит, я все равно не хочу никуда с ним ехать.

Три вороны приземлились на тротуар и запрыгали, склевывая зернышки риса, оставшиеся после прошедшей ранее свадебной церемонии, каждая настороженно поглядывала на нас, блестя черными глазами.

Какое-то время мы наблюдали за ними, а потом я спросил:

– Может Тилтон… может мой отец причинить мне вред?

– Я не верю, что причинит, Иона. Есть в нем дыра, пустота, которой в человеке быть не должно, но я не думаю, что он способен поднять руку на ребенка. Забрав тебя, он попытается причинить боль твоей матери.

– Я не допущу, чтобы такое случилось. Не допущу.

– Поэтому я и хотел поговорить с тобой. Чтобы ты постарался этого не допустить.

Я подумал о двух плохишах, с которыми мы несколькими днями раньше столкнулись в Прибрежном парке.

– Получается, всегда что-то может случиться, да?

– Такова жизнь. Всегда что-то случается, чаще хорошее, чем плохое, но что-то происходит, что-то интересное, если обращаешь внимание.

Он вновь предложил мне жевательную резинку, и на этот раз я взял пластинку. Он – тоже. Потом забрал у меня бумажную упаковку и фольгу, добавил бумагу и фольгу от своей пластинки, сложил и убрал в нагрудный карман.

Мы уже с минуту жевали «Джуси фрут», продолжая наблюдать за воронами, когда я подумал о медальоне мистера Глака, достал его из кармана и протянул дедушке.

– Какая красота, – восхитился он, покрутил в руке, подставляя солнечному свету, и спросил, где я его взял. Выслушав меня, добавил: – Иона, это классическая городская легенда. Настоящая классическая городская легенда. Ты будешь рассказывать ее детям и внукам.

– Дедушка, как ты думаешь, что там за перышко?

Он покрутил цепочку между пальцев. Осторожно вращая люситовый медальон из стороны в сторону.

– Я не специалист по перышкам, но одно могу сказать со всей определенностью.

– Что именно?

– Это не обычное перышко. Это удивительное перышко. Иначе никому и в голову не пришло бы заливать его люситом, а потом обтачивать люсит в форме сердца. – Он нахмурился, но тут же лицо осветила улыбка. – Я даже готов предположить, что это амулет джуджу.

– Что такое джуджу?

– Религия в Западной Африке с чарами, проклятьями и множеством богов, хороших и плохих. На Карибах она смешалась с некоторыми положениями католицизма и превратилась в вуду.

– Я видел старый фильм про вуду по телику. Он так меня напугал, что телик мне пришлось выключить.

– Напугался ты зря, потому что там все – выдумка.

– В кино вуду занимались не на каком-то острове, а прямо в большом городе.

– Не думай об этом, Иона. Этот медальон таксист дал тебе с самыми добрыми намерениями, поэтому нет в нем ничего темного или опасного. Что бы ни означало это перышко, ты должен понимать, что для кого-то оно настолько важное, что его решили сохранить. И ты должен беречь этот медальон.

– Обязательно, дедушка.

– Я знаю, что сбережешь. – И он вернул мне медальон.

Затем поднялся, напугав ворон, разлетевшихся в разные стороны, и мы направились к дому, где нас ждал ланч.

– Этот разговор насчет твоего отца, он должен остаться между нами, – предупредил дедушка.

– Конечно. Не надо нам волновать маму.

– Ты хороший мальчик.

– Ну, не знаю.

– Я знаю. И если ты будешь держаться скромно и помнить, что талант – это не заработанный тобой дар свыше, тогда ты точно станешь великим пианистом. Если, конечно, ты хочешь им стать.

– Это все, чего я хочу.

Под кленами черно-белые движущиеся рисунки на асфальте больше не напоминали мне рыб в пруду, как на пути туда. Теперь я видел в них фортепьянные клавиши, только не выстроившиеся в привычном порядке, а пересекающиеся под немыслимыми углами и мерцающие той музыкой, которая заставляет воздух искриться. Малколм называет ее музыкой, отгоняющей дьявола.