Нил Гейман - Сыновья Ананси

В историях Ананси предстает пауком, но он также и человек. Несложно держать в голове одновременно то и другое. На это способен даже ребенок.

Истории Ананси рассказывали бабушки и тетушки западного побережья Африки, а еще на Карибах, и по всему миру. Истории попадали в детские книжки: большой старый улыбающийся Ананси играет в свои игры с целым миром. Проблема в том, что бабушки, тетушки и авторы детских книжек кое о чем умалчивают. Есть истории, которые не следует рассказывать маленьким детям.

Эту историю вы не найдете в сборнике детских сказок. Я назвал ее

Ананси не любил Птицу, потому что когда Птица была голодна, она много чего могла съесть, среди прочего – и пауков, а Птица была голодна всегда.

Когда-то они дружили, но потом дружбе пришел конец.

Однажды Ананси гулял и увидел яму в земле, и это навело его на мысль. Он положил на дно ямы дерево, развел огонь, повесил над ямой котелок и бросил в него коренья и травы. И начал бегать вокруг котелка, бегать и плясать, кричать и голосить, как мне хорошо, мне та-а-ак хорошо, вот это да, все мои боли и хвори пропали, так хорошо мне не было всю мою чертову жизнь!

Птица услышала шум и слетела с небес, чтобы посмотреть, из-за чего такая суматоха. Она ему: о чем поешь? Зачем ругаешься как безумец, Ананси?

Ананси поет, у меня болела шея, а теперь нет. У меня болело брюхо, а больше не болит. Суставы мои скрипели, а теперь я гибок, как юная пальма, я гладок, как Змея, сбросившая вчера свою шкуру. Я премного счастлив, а теперь безупречен, ибо я знаю тайну, а остальные – нет.

Какую тайну, спросила Птица.

Мою тайну, сказал Ананси. Все станут отдавать мне свои самые любимые, самые ценные вещи – только для того, чтобы узнать мою тайну. У-у-у! И-и-и ! Как мне хорошо!

Птица подскочила чуть ближе, склонила голову и спросила, а я могу узнать твою тайну?

Ананси посмотрел на Птицу с подозрением и встал перед ямой с выкипающим котелком.

Не думаю, сказал Ананси. На всех, может, и не хватит. Не забивай себе голову.

А Птица сказала, слушай, Ананси, я знаю, мы не всегда были друзьями, но я вот что тебе скажу. Поделись со мной тайной, и я обещаю, что ни одна птица никогда больше не съест паука. Мы будем друзьями до скончания времен.

Ананси почесал подбородок и покачал головой. Этот могучий большой секрет, сказал он, дает людям молодость, и активность, и крепость, и освобождает от любой боли.

Птица, она почистила перышки. Птица, она говорит. Ой, Ананси, я уверена, тебе известно, что я всегда считала тебя очень привлекательным. Почему бы нам не полежать с тобой немного на обочине, уверена, я заставлю тебя забыть всю твою осторожность в отношении меня.

И они легли на обочине, и начали ласкаться, и смеяться, и дурачиться, а потом, когда Ананси получил, что хотел, Птица говорит, теперь, Ананси, что там у тебя за тайна?

Ананси говорит, ну, я не собирался никому рассказывать, но тебе скажу. Это ванна с травами в яме. Смотри, я брошу туда эти листья и эти корни. Кто искупается в этой ванне, будет жить вечно, не испытывая боли. Я уже искупался и теперь игрив, как козленок. Но не думаю, что дам еще кому-то искупаться.

А Птица, она посмотрела вниз, в кипящую воду и быстрее всего сущего соскользнула в котел.

Тут ужасно горячо, Ананси, сказала она.

Так и должно быть, чтобы от трав была польза, сказал Ананси. Затем он взял крышку и накрыл ею котел. Это тяжелая крышка, а Ананси, он еще и камень сверху положил, чтобы была еще тяжелей.

Бам! Бем! Бом! доносился стук из поварского котла.

Если я тебя сейчас выпущу, крикнул Ананси, никакой пользы от кипящей ванны не будет. Просто расслабься и почувствуй, что становишься здоровее.

Но возможно, Птица не услышала его или не поверила ему, потому что стук и толчки изнутри котла продолжались еще немного. А потом прекратились.

Тем вечером Ананси и его семья ели вкуснейший Птичий суп, с вареной Птицей. И не испытывали голода еще много-много дней.

С той поры птицы пожирают пауков при каждом удобном случае, и пауки с птицами никогда не водят дружбы.

Есть и другая версия этой истории, где Ананси тоже попадает в котел. Хотя все истории принадлежат Ананси, от этого он не всегда выигрывает.

Может, Паука и прогоняли, но сам он был не в курсе. Напротив, Паук, будучи Толстяком Чарли, прекрасно проводил время. Столь прекрасно, что даже начал задумываться, почему он никогда прежде не бывал Толстяком Чарли. Это было даже веселее, чем бочонок с обезьянами [44].

Больше всего Пауку нравилось быть Толстяком Чарли из-за Рози.

До сих пор Паук воспринимал женщин как нечто более-менее заменимое. Вы, конечно, не называете им настоящее имя или адрес, если собираетесь проживать по этому адресу дольше недели, да и вообще не сообщаете ничего, кроме временного номера мобильного телефона. Женщины забавны, это прекрасные декоративные украшения, но в них нет недостатка; не успеешь закончить с одной, как тут же – словно тарелку с гуляшом на ленте транспортера – подхватываешь другую – и добавляешь немного сметаны.

Но Рози…

С Рози все было иначе.

Он не мог бы сказать, чем она отличалась от других. Он пытался – и не преуспел. Отчасти, должно быть, дело было в том, как он чувствовал себя, когда был рядом: словно видя себя ее глазами, он и сам становился лучше. Но это лишь отчасти.

Пауку нравилось знать, что Рози известно, где его найти. Это его вполне устраивало. Он был в восторге от ее мягких форм, от того, что она всем хочет только добра, от ее улыбки. С Рози все было правильно, если не считать времени, которое они проводили врозь, а также, как начал он понимать, такого пустяка, как ее мать. Тем самым вечером, когда за четыре тысячи миль от Лондона Толстяк Чарли договаривался в аэропорту об апгрейде в первый класс, Паук сидел в квартире матери Рози на Уимпол-стрит и постепенно сознавал, с кем имеет дело.

Паук привык к своему умению чуть-чуть подталкивать реальность, совсем немного, благо этого хватало. Просто следовало показать реальности, кто тут главный, вот и все. Несмотря на это, прежде он не встречал никого, кто держался бы за свою реальность так крепко, как мать Рози.

– Кто это? – спросила она подозрительно, как только они вошли.

– Я – Толстяк Чарли Нанси, – сказал Паук.

– Зачем он говорит такое? – спросила мать Рози. – Кто он?

– Я – Толстяк Чарли Нанси, ваш будущий зять, который вам очень нравится, – без обиняков сказал Паук.

Мать Рози покачнулась, моргнула и снова уставилась на него.

– Может, ты и Толстяк Чарли, – сказала она с сомнением, – но ты мне не нравишься.

– А должен бы, – сказал Паук. – Я замечательно хорош. Немного нашлось бы людей столь же милых, как я. Честно говоря, моей приятности нет ни конца, ни края. Люди собираются вместе и даже заседают только для того, чтобы обсудить, как души во мне не чают. У меня несколько наград и медаль от маленькой южноамериканской страны, которая воздает должное и тому, как все меня любят, и моей общей многогранной замечательности. Правда, они не с собой. Я держу медали в ящике для носков.