Юлия Остапенко - Свет в ладонях

Женщина снова смущённо улыбнулась, поклонилась принцессе Женевьев, словно не бродячая актриса стояла перед ней, а знатная дама, – и ушла.

– Ну что, – сказал Паулюс, – довольны? Денег нет, голема нет, до ближайшего большого города двадцать две лиги. Есть ещё какие-нибудь гениальные идеи?

Он обращался к Джонатану, хотя гнев его, бесспорно, главным образом адресовался принцессе Женевьев.

Джонатан только развёл руками – гениальных идей у него не было, а принцесса ответила, сохраняя своё неизменное раздражающее спокойствие:

– Деньги есть. Последние три недели я, как вы знаете, откладывала часть выручки на непредвиденные расходы. Полагаю, что мы могли бы использовать их, чтобы купить немного люксия, и…

– Да много ты понимаешь! – взорвался ле-Паулюс. – Раскомандовалась тут! Откуда ты вообще взялась?! Кто ты, мать твою, такая, и по какому праву…

Он осёкся, потому что Джонатан стал подниматься с места, и лицо его не предвещало ровным счётом ничего хорошего. Женевьев напряглась, но не дрогнула и не сделала ничего, чтобы разнять назревающую драку. Она по-прежнему не считала своё решение неверным и не видела своей вины в том, что бюджет Анатомического театра пал жертвой её идеалов.

– Мы поступили правильно, – твёрдо сказала она. – И не наша вина, что в этом городе власть имущие столь непорядочны. В следующем…

– В следующем?! Ты на каждой стоянке, что ли, благотворительствовать собралась? А ну пошла отсюда! И хахаля своего забирай, а то ишь, погляди-ка на них…

– Никуда мы не пойдём, пока не возместим причинённый нами ущерб, – сказала принцесса. – Как бы то ни было, голем сломан, а это существенно снизит прибыль от представлений. Мы не уйдём, пока он не будет починен и пока вы не сможете благополучно продолжить путь, хотя бы и без нас.

Паулюс бессильно уронил сжатые кулаки. Джонатан следил за ним настороженным взглядом, готовый отреагировать в тот же миг, если парень забудется окончательно.

– Починить, – безнадёжно сказал Паулюс, махнув рукой. – Было бы это так просто.

– А ведь до поместья Монлегюр отсюда лиги полторы будет к северу, да? – внезапно спросил молчавший до сих пор доктор Мо, и оба спорящих молодых человека порывисто обернулись к нему.

Ни один из них не ответил на столь, казалось бы, неуместный вопрос. Принцесса же нахмурилась при упоминании имени, которое Август ле-Бейл не раз называл ей в числе имён её злейших врагов.

– Монлегюр? Великий дом? – переспросила она, и доктор Мо удивлённо поглядел на неё слезящимися глазами.

– А? Ну, не такой уж великий, там всего-то три этажа и садик… Хотя это вроде не основное поместье, не замок, а так, усадьба, но это ведь там госпожа с дочками живёт, верно же, Паулюс?

Паулюс ле-Паулюс отчего-то смутился, но тут же насупился, чтоб скрыть замешательство, и неохотно кивнул.

– Ну так это же очень удачно, что мы так близко сломались, – простодушно сказал доктор, улыбаясь своему импресарио и Джонатану с Женевьев заодно. – Что тут проехать-то – к завтрашнему утру на месте будем. Там и починят.

– В поместье Монлегюр чинят големов? – удивилась Женевьев, окончательно сбитая с толку.

– Да и не только чинят, а делают! Паулюс там-то его и раздобыл. Верно я говорю, Паулюс?

– Украл? – нахмурился Джонатан. Он всё никак не мог привыкнуть к своему статусу государственного преступника и по старой привычке весьма неблагожелательно относился ко всякого рода нарушениям закона. Закон ведь был почти то же самое, что Устав, только для всех.

– Не украл, – огрызнулся ле-Паулюс. – Подарили. Что, не веришь? Ну а мне плевать.

– Нет, мы верим, отчего же, – сказала Женевьев, глядя на Паулюса с внезапной симпатией. – Он вам так дорог, ваш Труди. Должно быть, его сделал человек, который очень важен для вас.

Джонатан удивлённо глянул на неё – ему такое бы и в голову не пришло. Но удивление на его лице через миг сменилось угрюмостью, словно предположение принцессы, которое не спешил опровергать Паулюс, ему отчего-то сильно не понравилось.

– Раз механик живёт в этом поместье, – продолжала принцесса, – то наше затруднение решено. Мы попросим его починить голема и…

– Тут кое-какая загвоздка, дамочка. И даже несколько. Во-первых, нас в поместье на порог не пустят – бродяг там не жалуют, уж мне-то можете поверить. А во-вторых… чёрт… не знаю… Ну, мне там помощи ждать не стоит. Мне там просто из принципа не помогут.

– Всё-таки украл? – спросил Джонатан со странной надеждой в голосе, но Паулюс только зыркнул на него и мрачно промолчал. Джонатан тоже опять помрачнел. Взгляд его, обращённый на ле-Паулюса, становился всё более неприязненным.

– Но у нас, насколько я понимаю, нет выбора, – со свойственным ей хладнокровным упрямством принцесса, разумеется, продолжала настаивать. – Вы говорите, что починить вашего Труди сможет не всякий. Я мало что смыслю в люксиевых машинах, мне казалось, сейчас в любом городке есть соответствующие специалисты, но вам видней. Голем нужен вам для привлечения публики, стало быть, его необходимо починить. Если вы не хотите идти в Монлегюр и просить этого вашего механика, я пойду сама.

– Нет! – резко сказал Джонатан.

Они никогда ещё не говорил со своей принцессой в таком тоне. Женевьев умолкла и воззрилась на него с таким безграничным изумлением, что он тут же прикусил язык до боли, но грубость не мышь, выскочит – не прибьёшь. В присутствии Паулюса и Мо Джонатан не мог попросить прощения, поэтому просто посмотрел принцессе в глаза со всем раскаянием, которое испытывал. И в её глазах увидел, что она его тут же простила.

– Кто-то другой должен пойти, – сказал он. – Одиноко путешествующая девица – это подозрительно.

– Можете пойти вдвоём, – предложил доктор Мо. – Я бы тоже пошёл, да только графиня Монлегюр, говорят, уж больно строга и разборчива в собеседниках. Во мне для неё маловато будет… ну, как бы это сказать… породы.

Надо заметить, сие заявление было не только самокритично, но и в высшей степени правдиво, ибо после долгих лет скитаний, балаганных препарирований и частого общения с трупами доктор Мо имел весьма потасканный и непрезентабельный вид.

– А вот в вас, господин Джонатан, породы хоть отбавляй – по лицу видать, да и в девочке тоже, – продолжал доктор. – Вас они как дорогих гостей примут, напоят, накормят…

В последних словах доктора прозвучала мечтательность и даже зависть. С тех пор как Женевьев завладела бюджетом театра, досыта они почти никогда не наедались.

Джонатан помедлил немного и сказал:

– Да… но… полагаю… в таком случае мне лучше пойти одному.

Он был не дурак, этот юный бывший лейтенант лейбгвардии. Он понимал, что наследная принцесса, пережившая покушение на свою жизнь в спальне собственного отца, бежавшая из собственной столицы и не доверявшая никому из тех, кто должны бы считаться её верноподданными слугами, – что принцесса эта вряд ли водит дружбу с главами великих домов. Наверняка облава, устроенная на них с Джонатаном в день побега, была санкционирована Малым Советом и возглавлявшим его Стюартом Монлегюром в частности. Потому не было никакого резона принцессе Женевьев самой соваться волку в пасть, тем более по столь ничтожной причине, как возмещение нанесённого ею ущерба.