Андрей Васильев - Хранитель кладов

– До Москвы один перегон оставался, вот пращуры там на ночевку и вставали, – заметил Сивый. – Самое то. Небось, на тракте пошаливали, в ночи никто не хотел до городских застав переться. А тут тебе и костер, и брага, и компания подходящая. И даже, возможно, девы блудные из числа окрестных разбитных вдовушек. Так, Генк, ты сегодня за штурмана, не забудь мне хотя бы за пару километров маякнуть, что сворачивать с трассы нужно. Координаты уже забил в навигатор или нет?

Когда я увидел поляну, о которой шла речь, я сразу поверил как в то, что здесь некогда стояли лагерем странники и купцы, так и в то, что она «выбитая».

Очень большое пространство среди леса, заросшее низенькой зеленой травкой, было изрядно перерыто. Так, будто тут целая колония кротов орудовала.

– Н-да, – Сивый почесал затылок, – Вьюн, конечно, скотина. Нет, наводка верная, но хоть бы сказал, что про это место половина Москвы в курсе.

– Рассупониваемся, – непреклонно заявил Гендос. – Раз пришли – будем «ходить». Земля богата, все из нее никто никогда не выгребет. Часа три хотя бы побродим. Это дело принципа.

Именно ему первому удача и улыбнулась. Минут через пятнадцать Генка резко остановился, потоптался на месте, прислушиваясь к писку в наушниках, а после начал «зарываться».

– «Николашка», – сообщил он нам с гордостью через пару минут, отчистив монету от земли. – Три копейки. И не «убитая».

– Год какой? – полюбопытствовал Сивый.

– А, – отмахнулся Гендос, – четырнадцатый. Ни о чем.

– Почему? – заинтересовался я. – Чем он от других отличается?

– Война началась, – пояснил Сивый. – Деньги она тянула как пылесос, потому их шлепать начали с очень большой скоростью, что ассигнации, что монеты. А медь – самая распространенное средство расчета царя-амператора с братушками-солдатиками. Это енералы да охфицеры большую деньгу зарабатывали, нижним чинам было положено семьдесят пять копеек. Не, Валер, не в день – в месяц. И если жив останешься. Ну, унтерам или фельдфебелям, понятное дело, побольше, а солдатам – вот, медяки. Так что начеканили их за три последних года, что Романовы у власти стояли, море.

– А если до четырнадцатого года такую монету взять? – мне стало правда интересно. – В смысле найти. Она дороже будет?

– Отвлеченными категориями мыслишь, – усмехнулся Генка, снова беря в руки металлоискатель. – Год на год не приходится. Опять же сохранность важна.

– Наш с Гендосом общий знакомец Лука как-то «трюндель» пятого года поднял, – добавил Сивый. – Неплохой такой «трюндель», чистый. Так почти сразу за «косарь» зеленых «купцу» скинул. Можно было еще пару сотен выторговать, но он не стал. И правильно, жадность порождает бедность.

– А если самого начала царствования? – упорствовал я. – Николай Второй когда на престол сел? В 1894? Вот если того года?

– В девяносто четвертом, кроме «полушек» с николаевским вензелем, ничего не чеканили, – Сивый тоже надел наушники. – Но если такую найдешь, да еще в приличной сохранности, с меня «купец», с тебя «поляна», она очень хороших денег стоит.

«Полушка» – это одна четвертая копейки. По нашим меркам вовсе воздух, по старым… Если совсем – то что-то. Если говорить о начале двадцатого века, то тоже уже почти ничего. Может, разве пирожок какой?

Ну а «трюндель» – это три копейки, соответственно. Интересно, почему 1905 год дороже, например, 1913? Вряд ли из-за русско-японской войны или первой революции.

А вообще стыдно. Из нас троих историк я, а знают больше вот эти двое. Путь их знания специфичны, но все же…

Как и когда я, ожидая попискивания, говорящего о том, что под землей меня ждет находка, убрел за березки, растущие на краю поляны, не знаю. Но вот убрел. Кстати, не я один, Сивый то и дело поступал так же.

Наушники молчали, а под деревьями было хорошо, покойно и прохладно, потому в какой-то момент я стянул с мокрой от пота головы наушники, аккуратно прислонил металлоискатель «E-Trac», любезно одолженный мне Сивым, к дереву и сам уселся рядом, достав из кармана сигареты.

И вот тут я снова услышал зов, очень похожий на тот, что был в заброшенной деревне. Правда, на этот раз голос… Как бы так сказать… Мало в нем человеческого имелось. Это сложно объяснить. Скажем так: в компьютерном озвучивателе книг и то людских интонаций больше. А тут что-то совсем уж непонятное.

Но игнорировать его я не стал. Во-первых, интересно. Скажу честно – предыдущий случай меня очень заинтриговал. Вся эта демонстрация картинок и прочее… Ну да, немного жутковато, но невероятно любопытно. Во-вторых, азарт. Не жадность, нет, именно азарт. Очень хотелось еще один клад найти.

– Я тут, – взывал ко мне голос. – Иди сюда. Иди скорей, человек.

Мне бы сообразить, что слово «человек» произнесено не случайно, но какой там! Я шустро зашагал в ту сторону, откуда неслись стоны, не забывая при этом поглядывать назад и следя за тем, чтобы поляна все же хоть как-то виднелась за не такими уж густорастущими деревьями. Снова заблудиться у меня желания не имелось. Ну да, дядя Фома обещал, что теперь все лешие станут моими друзьями, но все же…

Потому чуть и не свалился от неожиданности на землю, когда дошел до нужного места, находившегося, кстати, не так и далеко от поляны. Даже странно, что никто никогда досюда с металлоискателем не добрался.

С другой стороны, посмотрел бы я на вас, увидь вы то, что явилось мне.

Мне навстречу из земли выпрыгнул конский череп размером с обеденный стол. Зубастый, огненно-красный и призрачный. Привидься такое в ночи – точно бы оконфузился, а то и в обморок грянулся.

– Ох, ё! – я отшатнулся назад, вытаращив глаза. – Сгинь-пропади!

– Отпусти меня, – потребовал череп, лязгнув зубами. – Тебе власть на то дана! Сделай положенное и забирай все! А меня – отпусти!

– А что ты имеешь в виду? – уточнил я. – Слова сказать, как всегда?

– Я закладной! – в глазах черепа блеснули нехорошие багровые огоньки. – Или не видишь?

– Чего это? – мне показалось неправильным дать этому существу понять, что не только ничего не вижу, но и почти ничего не понимаю. – Закладной, ясное дело. Такое только слепой не заметит.

– Отдай мне одного из тех двух, что ходят рядом, – потребовал конь. – Одна жизнь за мою свободу – и забирай злато, Хранитель. Я уйду и не стану преследовать тех, кому ты его передашь, они смогут спать спокойно и умрут лишь тогда, когда придет их срок.

Скажу честно, его слова меня порадовали. Нет, не в свете того, что у него золото есть, за которое надо платить жизнью одного из моих приятелей, речь о другом. Похоже, что мне в любом случае ничего не грозит, даже если я заберу клад против воли этой призрачной твари. Под раздачу попадут те, кому я его отдам, просто так или за деньги.