Екатерина Коновалова - Победа в лабораторных условиях

– Зачем мне столько сил, если я даже чашку не могу подвинуть, не разбив?!

– Вот в чём дело, – проговорил папа, поджимая губы. – Изволишь жаловаться?

Этот тон означал, что Марика совершенно неправа. Но она была готова к спору и сказала громко:

– Да! Да, я уже почти неделю не могу колдовать! Как… как какое-то стихийное бедствие! Я хочу обратно свою магию!

– Ты рождена с большими силами, – строго произнёс папа. – Учись ими владеть. До сих пор магическое искусство давалось тебе легко как дыхание. Теперь пришло время погрузиться в техники, медитации, заняться рисованием и музыкой как следует, а не как раньше. И тогда ты снова обретёшь контроль.

Хорошо ему было говорить! У него-то такого не было!

***

Месяц спустя стало понятно: решительно ни от кого невозможно добиться сочувствия. Мужчины говорили то же, что и папа. Женщины – что все через такое проходили, вот и нечего ныть. Пожалуй, только Торден, историю которого Марика прочитала уже дважды, немного отвлекал. Ей казалось, что он был бы добрее к ней, хоть и немаг.

Стало понятно, что она по-прежнему может создавать мощные заклинания. Только вот никому не нужны пожары, ливни и смерчи. Зато приманить к себе чашку, немного согреться в классной комнате, убрать чернильное пятно с тетради – все эти повседневные мелочи сделались для Марики недоступны.

Приближался Зимний поворот. Ориум устроил пышный красивый снегопад, белые пушистые шапки лежали на крышах домов, на башнях, на алмазных сияющих выступах парящих дворцов. Дети из семей попроще, Марика видела, бегали ватагами, колдовали вместе снежных чудищ, морозили горки или катались по льду озёр. Её игры были скучнее – чудовища не выходили, фрейлины бегать отказывались, а до встречи с детьми её круга, Эльзой и остальными, нужно было ждать ещё долго.

В один такой день после занятий Марика отослала горничную, заперлась в комнате, устроилась на подоконнике, обняла любимую книгу и засмотрелась в окно. Ей было одиноко. Никто не понимал её, не с кем было побегать, посмеяться. Дурацкая скрипка никак не давалась, а ведь Марика взялась за неё как следует, надеясь, что это поможет стабилизировать магию.

«Вот бы ты был живой», – подумала она, мысленно обращаясь к Тордену. Он бы положил ей руку на плечо и сказал бы…

Что, например?

Марика зажмурилась, воображая. Он бы сказал: «Мне жаль тебя, маленькая леди». Или не маленькая? Будь Марика немного старше, он бы сказал…

Она открыла глаза, чувствуя, как полыхают щёки. Разве вообще можно о таком фантазировать?

Наверное, нельзя. Но ведь никто не узнает, правда?

Достаточно было того, что знала она сама. Осторожно отложив книгу на подоконник, Марика потрясла головой, надеясь, что лишние мысли вылетят оттуда сами собой, потом соскочила на пол и прикусила губу. Надо было чем-то заняться. И тут её посетила мысль. Портал ведь – это энергозатратное колдовство! Она даже не пробовала открывать их ни разу, но если сравнить, на портал уходит сил ещё больше, чем на какой-нибудь проливной дождь. И если ей повезёт, то она сумеет найти у фонтана Генриха. Он немаг, ему нет дела до её сил и умений. И, конечно, он не станет поучать её.

Быстро одевшись потеплее, Марика сосредоточилась, подавила волнение и щёлкнула пальцами.

Портал открылся без труда, точно туда, куда следовало. Она поправила меховую шапочку и шагнула вперёд. Закрыла проход за собой и огляделась.

У фонтана снега не было. Каменная чаша слегка наполнилась грязной водой, в которой лежали кучки пожухлых листьев. Единственный жёлтый фонарь у школьного здания мигал. Всё вокруг казалось унылым, не серым, а коричневатым, грустным. Даже не чувствуя холода, Марика обхватила себя руками за плечи. Неудивительно, что Генрих не ждал её здесь – хотелось как можно быстрее убраться с улицы подальше. Но и домой возвращаться Марика совсем не хотела. Она сделала несколько шагов по улице, но потом снова щёлкнула пальцами и легко перешла в голубятню, которую в прошлый раз показал ей Генрих.

Послышался вскрик.

– Марика!

В голубятне было сухо, холодно, но светло. Генрих, до этого сидевший в углу, под потрёпанным шерстяным одеялом, вскочил на ноги. Марика ойкнула и быстро извинилась.

– Ничего, – тут же улыбнулся Генрих, – здорово, что ты появилась. Тебя давно не было, и я решил…

Марике стало совестно, но вместе с тем – приятно. Он думал о ней, скучал, ждал.

– Прости, не могла выбраться, – сказала она и поняла, что Генрих не обижен.

Он тепло и радостно улыбался ей.

– Ты тут что-то поменял, – заметила Марика.

– Да, решил… пусть будет поуютнее. Только нагреватель поставить не решился, сопрут. Так что тут холодно. Хочешь, забирайся под одеяло.

Они вместе уселись в уголке, Генрих закутал их обоих в колючее одеяло и спросил:

– Будешь хлеб?

Марика кивнула. Она слабо поковырялась вилкой в тарелке во время ужина, и сейчас была немного голодна. Достав из-за пазухи бумажный свёрток, Генрих развернул его, разломал ломоть хлеба на две части и протянул одну Марике.

Сначала было неловко – Марика жевала сухой хлеб и всё не могла придумать, что сказать. Но потом Генрих заговорил первым – про то, какая глупая зима в этом году, ни снега, ни дождей толком. Марика рассказала про снегопад в анклаве и про то, что её не пускают играть на улицы. И следом – что у неё не выйдет наколдовать ледяное чудище, потому что колдовать она совсем-совсем не может. А дальше разговор всё шёл и шёл.

– А хочешь, – вдруг предложил Генрих, – построим грязевое чудище? Магии не надо, я покажу!

Марика быстро закивала в ответ. Генрих схватил её за руку, выдернул из одеяльного кокона и потащил за собой, вниз с голубятни, по улицам, мимо людей и светящихся окон, ещё вниз с пригорка – к берегу реки. Там дул сильный ветер, пахло тиной и рыбой, а ноги вязли в липкой грязи. Генрих наклонился, зачерпнул грязь двумя руками, поднял и сказал гордо:

– Это глина! Из неё что хочешь можно слепить! Давай – крокодилу?

– Не крокодилу, а крокодила!

– Его! Он плоский, но страшный такой.

Преодолевая брезгливость, Марика коснулась пальцем липкой холодной жижи, поморщилась.

– Дава-ай! Отмоешься! – подначил её Генрих, и она решилась.

Крокодил вышел кособокий и с закрытой пастью (хотели сделать открытую, но она всё падала). Зато – страшный, с глазищами размером с кулак. Генрих весь стал чёрный от грязи. Марика не сомневалась, что она сама выглядит не лучше, но всё равно было смешно. И даже когда позади распахнулся отцовский портал, она ничуть не смутилась. Подумаешь – испачкалась. Правильно Генрих сказал: отмоется! И нравоучения ей не страшны.

Генрих любил приходить в школу пораньше – Рик и прочие обычно опаздывали на построение, а без них можно было устроиться на ступеньках у входа, завернуться в куртку как следует и подумать над задачей дядьки Ратмира или повторить на память урок. Сэм тоже обычно приходил задолго до построения, и они часто сидели вместе. Время от времени Генрих решал ему примеры, а Сэм неизменно делился печеньем или ломтём хлеба с маслом и сахаром.