Екатерина Коновалова - Победа в лабораторных условиях

Закончив работу, Генрих сунул детальки обратно в карман и посмотрел на фонтан. Он был, наверное, раньше красивый. В центре каменной чаши стояла девушка в длинном платье и со смешной причёской. Она подняла руки, словно собралась танцевать. Или летать. Вообще-то, из кончиков её пальцев должны были бить струи воды, но Генрих этого уже не застал – всё время, что он посещал школу, фонтан не работал. Подписи отсутствовали, но считалось, что это Благодетельная Магарет, чьим именем и была названа школа. Правда, парадный портрет изображал сухую старушку с поджатыми губами, но почему-то все ученики всех поколений утверждали, что в фонтане – она же, но молодая. Выпускники с ней целовались, как говорили, на удачу. Генрих поднял голову, разглядывая грязное, побитое, загаженное голубями лицо Магарет с отколотым кончиком носа, и решил, что целоваться с ней не станет ни за что. Страшная.

Опасность Генрих почувствовал спиной, как собака. Дёрнулся, заозирался, но спрятаться не успел – из тёмного переулка вышла компания его одноклассников. Именно те, с кем Генрих предпочёл бы не встречаться как можно дольше. Только не сегодня. Только не после того, как подделал почерк Рика и исписал доску всякой похабщиной. Рика, к удовольствию многих, в том числе и самого Генриха, наказали – отхлестали прутом при всём классе.

Надо сказать, Рик заслужил – на прошлой неделе он дважды уничтожал домашнюю работу Генриха, один раз запер его в туалете, так что тот едва не опоздал на работу, и выдал немало затрещин. Десяток ударов по белым жирным ляжкам – скромная расплата. Но Генрих сомневался, что Рик способен понять концепцию справедливого возмездия – поэтому присел за бортик фонтана и отчаянно понадеялся, что Рик и вся компания пройдут мимо.

Напрасно.

Голоса приближались, и вот уже Генрих начал выделять в общем гуле отдельные слова: «Усы», «Сиськи», «Уписается», «Жопа» и ещё парочку междометий. Выделить из этого хоть какой-то смысл не удавалось до тех пор, пока самый щуплый из подпевал Рика не полез в фонтан и не достал баночку краски. Тогда Генрих догадался: компания решила подрисовать Добродетельной Магарет усы и ещё пару деталей, а потом понаблюдать за реакцией руководства школы на утреннем построении. Генрих ещё ниже пригнул голову, предпочитая не видеть художеств, но зато остаться необнаруженным.

Сначала всё шло отлично. Компания гоготала, пахло краской. Уродование статуи – всё, что их занимало. Но потом Рик сказал:

– Сиськи поярче обведи! – и пошёл по кругу, чтобы насладиться результатом.

Генрих быстро прикинул. Останется на месте – его зажмут и побьют с гарантией. Побежит – и, может, оторвётся. Или же его всё равно побьют, но он хотя бы попытается.

В этот момент дверь питейного заведения распахнулась, мужик отлетел и приземлился точно в кучу навоза. Рик и компания отвлеклись, заржали, и Генрих решился – резко вскочил на ноги и, не оглядываясь, рванул в сторону центра. Домой этих придурков он вести не собирался.

– Мортон! Да это Мортон! – крикнул Рик. – Лови гадёныша!

Генрих нёсся, не оглядываясь назад. Он знал трущобы как свои пять пальцев, без труда срезал путь, перепрыгивал через бочки, обходил кругом вонючие свалки, но всё равно слышал за спиной ругань, топот и грохот. Сам Рик, мелькнуло у Генриха в голове, далеко уж точно не убежит, с поротым задом. К сожалению, остальные члены банды были здоровы и бодры.

– Иди слева, загони его в яму! – послышался крик.

Дыхание уже начинало срывать, но соображал Генрих по-прежнему хорошо. Они разделились. Слева и правда можно зайти – будет плохо. Пригонят к городской выгребной яме – он в жизни не отмоется.

– К яме! – повторил кто-то радостно. – К яме его!

И тогда Генрих принял волевое решение. Не позволит он загнать себя в яму. Пусть так бьют. И он, словно не услышав криков, побежал направо, точно навстречу половине преследователей. С длинным жилистым Лином он столкнулся на перекрёстке, Лин выбросил вперёд узловатый кулак, Генрих увернулся, сделал подножку. Лин рухнул, но потащил его за собой, и они оба покатились в пыли. Генрих ещё нанёс Лину пару болезненных ударов, но потом налетели остальные, и он скорчился, защищая голову и живот.

Даже Рик дохромал – Генрих слышал его низкое противное гоготание.

Сначала сверху и с боков сыпались удары. Потом полетели плевки. Генрих сжимал зубы, закрывал глаза и просто ждал. Ему было больно – но он знал, что это закончится. Закончится – если не сопротивляться.

– Ща я его обоссу, – объявил Рик, когда остальные устали пинать Генриха.

Компания захохотала.

«Обоссыт», – с уверенностью понял Генрих. И потом ещё всем в школе расскажет.

– А ему не привыкать, – пискнул Джилл, тощий, мелкий и злой как крыса, – шлюхин сын, мамкины мужики с ним и не такое творят. Да, Генрих?

Генрих зажмурился ещё крепче и пообещал себе, что Джилл за эти слова ответит. Обязательно ответит. А Рик и остальные – за…

Ничего не происходило.

Никто больше не кричал, вонючая горячая струя не полилась сверху.

Всё замерло.

А ещё, сквозь пыль и кровь, Генрих почувствовал запах грозы, такой знакомый, такой забытый, такой близкий.

– Всевышний! – раздался сверху высокий девчоночий голос. – Отвратительно! Мальчик, ты жив? Мальчик?

Прохладная ладонь коснулась его волос.

С трудом сглатывая, Генрих чуть разогнулся, приподнял голову, повернул её, ощущая боль в шее, и вдруг увидел чудо.

У чуда были большие светлые глаза, кожа в веснушках, светлые с рыжиной волосы. Чудо кусало бледную губу, хмурило брови.

– Мальчик?

С трудом сообразив, что это зовут его, Генрих заторможено ответил:

– Со мной всё хорошо.

– Тебя побили! Чудовищно! Папа говорил, что на улицах Нижнего города творится дикость, но такое! Я думала… – чудо осеклось и добавило тише, – прости. Тебе, наверное, больно?

Нет, Генриху не было больно. Ему было хорошо. Он лежал в пыли, у него был разбит нос, спина превратилась в один синяк, но ему было очень хорошо – потому что рядом было его чудо.

– Всё хорошо, – повторил он и улыбнулся.

– У тебя кровь, – чудо улыбнулось. – Я остановлю.

Сильнее запахло грозой, по всему телу Генриха прошла волна прохлады и свежести.

– Лучше?

Генрих помотал головой. Поднял руку к носу, потрогал – крови не было. И сам он чувствовал себя как будто… чистым.

Встав на ноги, Генрих ещё раз помотал головой – и понял, что чудо чуть ниже его ростом. Это была девочка его лет или немного младше. На ней было голубое длинное платье, её светло-рыжие волосы были заплетены в толстую короткую косу.

– Ты красивая, – ляпнул Генрих, тут же пожалев о своих словах.

Девочка покраснела так сильно, что стало видно в свете тусклого фонаря. Чтобы как-то отвлечь её от этих слов, он добавил: