Елена Ляпина - Вход запрещен

Алиса:

– Да. Маме это не нужно

Black Raven:

– Так это в первую очередь нужно только тебе

Алиса:

– Мне пофиг

Black Raven:

– Не должно быть пофиг. Ты сейчас сама себя ломаешь

Алиса:

– Мне пофиг. Я хочу умереть : (

Black Raven:

– Ты это сейчас несерьезно?

Алиса:

– Я не шучу

Black Raven:

– И будешь трупиком

Алиса:

– Буду лежать красиво в гробу с цветами

Black Raven:

– А потом тебя зароют в сырую яму с червяками. Будут они тебя там грызть и жевать. И останется от тебя только жеванное гнилое мессиво. И все про тебя скоро забудут!

Алиса:

– Нет. Меня будут помнить. И ещё пожалеют и им будет стыдно, что так плохо обращались со мной!

Black Raven:

– Да, конечно, сейчас же разбежались. Найдут окочурившееся посиневшее некрасивое тельце, скажут, слабачка и эгоистка, о родителях и о друзьях даже не подумала. Зароют в землю и разойдутся по своим делам и тут же забудут. Кому-то и надо о тебе вспоминать))

Алиса:

– Надо

Black Raven:

– Нет

Алиса думала, что если она умрет, то мама, наверное, пожалеет, что так плохо обращалась с ней и будет плакать. Но сейчас, после его слов, она уже не была в этом уверенна. Но из упрямства она не согласилась с ним.

Алиса:

– Дя

Black Raven:

– Неть

Алиса:

– Дя

Black Raven:

– Неееть

Алиса:

– Тогда порежу себе руки ; (

Black Raven:

– В смысле? Зачем?

Алиса:

– Чтобы унять душевную боль

Black Raven:

– Нет, не надо, не делай этого. У тебя очень красивые руки, не порть их!

Алиса:

– Откуда ты знаешь, ты же не видел?

Black Raven:

– Предполагаю

Алиса:

– *Задумалась*

Black Raven:

– Я серьезно. Не сходи с ума, одумайся, я прошу. Ничего не стоит того, чтобы портить свое тело. А оно у тебя прекрасно, помни об этом!

Алиса:

– Спасибо)

В этот момент распахнулась дверь и в Алисину комнату влетела мама.

– Нет, разлеглась она тут на постели в школьной одежде, совсем что ли с ума сошла? Я тебе что сказала делать? Марш пол мыть. Уткнулась она опять в этот телефон. Я его когда-нибудь выброшу в окно!

И мама больно шлепнула Алису по заднице.

Так получилось, что она в итоге сдружилась с этим «Black Raven» и их разговоры перешли в каждодневный вечерний ритуал. С ним было интересно общаться, и часто, когда Алиса грустила он отправлял ей смешные ролики и мемы. Он стал для Алисы кем-то вроде личного психолога, кому можно было выговориться.

Теплый сентябрь сменился дождливым холодным октябрем и уже близко подбирался ноябрь, и чувствовалось, что совсем скоро выпадет снег. «Пятерки» продолжали сыпаться на Алису, но её это больше не радовало. Хоть мама и перестала ругать за оценки, зато за немытую посуду и грязный пол Алиса получала по-прежнему.

В довершении всего она приобрела себе врагов в лице Малевской, Вагиной и Шмаковой. Их очень бесили её хорошие оценки. Как она жалела о том времени, когда они её не замечали. Когда никто её не замечал.

– Пожалуйста…

Паренек стоит на коленях на грязной мокрой земле, школьные черные наглаженные брюки основательно пропитались влагой, по его щекам в две дорожки текут слезы. Куртку и кофту с него уже сняли, оставили только рубашку, он дрожит и ежится от пронзительного холодного ветра и боится расправы. Сейчас он кажется таким жалким хлюпиком, с трудом верится, что он всего полчаса назад до смерти забил камнями несколько беззащитных щенков.

Его друзья уже получили свое и теперь теснятся в стороне у стены, не смея поднять глаза, не смея произнести хоть одно лишнее слово. А их заводилу я оставил «на сладкое».

– Не надо, Ворон, пожалуйста, я больше не буду, – шмыгает носом парнишка, взывая к жалости.

Он младше меня всего на два года, а кажется, что совсем ребенок. Он видел, что получили его приятели и он знает, что сейчас с ним будет.

Я смотрю на него, держа его подбородок в своих руках. Заглядываю в его глаза и вижу там только страх за свою шкуру. Понял ли он, раскаивается ли в содеянном? Фиг его знает.

– Начинай, – киваю Денису.

Отхожу к стене, достаю сигарету и закуриваю, отбрасывая назад длинные волосы. Не люблю смотреть на насилие, мне проще самому, но сейчас я не хочу.

Денис размахивается и несколько раз бьет мальца по спине сорванной вицей. Паренек смешно повизгивает, напоминая поросенка и умоляет остановиться. Он уже не грозит пожаловаться на меня своим родителям, хотя потом, наверное, всё равно наябедничает, он ревет в голос, как первоклашка. Денис вопросительно смотрит на меня.

– Продолжай, – киваю ему.

– Нет, пожалуйста, – верещит парнишка, но Денис обрушивает на его спину несколько новых ударов. – А-а-ай! Больно! Пожалуйста-пожалуйста, Ворон! Ну, пожалуйста!

– Ещё.

– Умоляю, Ворон!

– Больно? – спрашиваю я, зажимая в зубах сигарету. Он верещит ещё громче, чем до этого его друзья. – А как думаешь себя чувствовали те бедные маленькие беззащитные щенки, когда ты ломал им лапы, пробивал головы?

– Пожалуйста, Ворон! Они всё равно были никому не нужны, их выкинули, ну какая разница?

– Какая разница? – не выдерживаю я. Бросаю окурок на землю, вырываю из рук Дениса вицу и ещё сильнее, с ещё большим размахом бью этого парня. – Какая разница?

– Ай, больно-больно! Прости-прости, Ворон! Умоляю, я не буду больше, честно-честно! Ворон!

Бью сопляка пока не устанет рука. Вижу, как под его рубашкой уже вздуваются бугорки вспоротой кожи, и белая ткань начинает пропитываться кровью.

– Валите.

Я отбрасываю в сторону ветку, и они все трое мигом подскакивают, хватают свои куртки и несутся прочь.

Мы хороним щенков за гаражами, чуть в стороне от тех мест, где ходят люди и идем на тусовку на квартиру к одному парню-студенту, там нас уже ждут. Сегодня пятница – можно расслабиться. Пьем пиво, играем в «Имаджинариум». Пытаюсь забыть этот инцидент, но перед глазами время от времени появляются эти бедные окровавленные, забитые до смерти щеночки.

Вечером возвращаемся вдвоем с Денисом. Мы живем на одной улице, почти рядом, в небольших коттеджах.

– Ты его сильно избил, – вдруг говорит мне Денис, когда мы почти подходим к моему дому, – могут остаться рубцы.